Призрак съёжился.

– Полагаешь, убийца оценит твою верность? – с иронией спросила она. – Да он посмеётся над тобой и заживёт в своё удовольствие. А ты будешь вечно маяться и бродить по городу неупокоенным до скончания времён. Но когда ты рискнешь заглянуть к нему – или всё-таки к ней? – домой, то увидишь сытого, довольного жизнью человека, который ни о чём не жалеет. А ты навсегда останешься несчастным мокрым призраком, и ни одна река тебя не примет. И Лодочник за твоей душой, пока ты прикован к городу незнанием, не придёт.

Дьёр ещё чуть прибавил шагу.

– И в любом случае я обращусь с заявлением к главе сыскного отдела Семиречья, который убийствами заведует, – жёстко закончила матушка Шанэ. – У нас с мастером Рьеном давняя дружба. Я не раз выручала его советами, и если скажу, что это убийство, он мне поверит. Даже когда туман последние следы смоет. И его сыскники и колдуны весь город перевернут, но найдут убийцу. Они это умеют.

– Тогда какой смысл тебе самой поисками заниматься? – огрызнулся парень. – Пусть сыскники и ищут.

– Есть смысл, – она нагнала Дьёра и пошла рядом. – Или ты день-другой призраком проболтаешься – или на луну-другую здесь застрянешь. Призраки, знаешь ли, небезвредны. Они насыщаются силами рек, и в них проявляется колдовство. И бездушная природа мстителя. Если убийцу ищут без подсказок, и год пройти может. И, чует моё сердце, за это время трупов в Семиречье прибавится. Потому что ты не утерпишь и решишь проверить свои догадки. Узнаешь – и обидишься. Очень. И сначала убийце отомстить захочешь, а после – остальным неугодным. А виновата я буду. Я поклялась защищать мир от ребят вроде тебя. Мой род занимается этим исстари. А главная защита от мести убитого – это вовремя решить ваши проблемы и отправить вас в реку на перерождение.

Дьёр посмотрел на неё круглыми от удивления глазами – он явно не знал, что в мире мёртвых всё не так просто. Матушка серьёзно кивнула. Парень насупился и рванул вперёд едва ли не бегом. Неизвестно, чего призрак испугался больше – правды о своей смерти или возможности стать мстительным чудовищем, – но его проняло. И он прекратил притворяться беспамятным.

Матушка Шанэ насчитала десять мостов – от простеньких деревянных до основательных каменных, – когда Дьёр резко свернул к лестнице, похожей на причальную. Она вела к одиннадцатому мосту, который находился над водой всего-то на пару локтей. И был совершенно прозрачным, стеклянным – и идёшь по нему точно по лунной дорожке. Река не зря называлась Лунной – ночью она серебристо светилась изнутри и мягко искрила.

На противоположном берегу Шестого острова все спали – лишь уличные фонари тепло подмигивали с набережной. Когда матушка перебралась в Семиречье, то долго привыкала не только к сырому и ветреному холоду Севера, но и к местной странности: острова нумеровались не по порядку, а по размерам. И с самым большим Первым островом соседствовали не только Второй и Третий, но и Седьмой и Семнадцатый. И, по странному стечению обстоятельств, Тридцать Седьмой. Местным было удобно. А приезжие, конечно, путались.

– Нам туда, – указал на прозрачный мост Дьёр.

– Погоди, – матушка оглянулась.

Девятый остров тоже спал. Вдоль набережной тянулась узкая полоса парка, за которой лучились придомовые фонари. И ни одного окна. И ни одного прохожего, ни одного лодочного огонька на реке – осенняя морось рано загнала под крыши всех приличных обитателей Семиречья. А неприличных... сейчас поищем. Матушке Шанэ было важно обойтись без свидетелей. Её южное колдовство с непривычки могло и напугать. Сильно.