Даже теперь, спустя много лет, было в нем что-то детское. Наверное, он не утратил способность наивно радоваться любым пустякам и открыто выражать свои чувства. В этом мы были похожи. Джейк не умел лукавить, и порой, задав ему вопрос, на его прямолинейную честность обижались. Но недолго: его искренность могла подкупить любого.

Джейк поцеловал руку Сьюзан:

– Прости, ладно? Я ведь не знал!

Нам и в голову не могло прийти, что у нее умер родственник. Брат Марвин, о существовании которого все эти годы мы даже не догадывались! Ни намека в сохраненных со времен учебы письмах, которыми Сьюзан раззадоривала наши мечты о далекой Ирландии, ни следа в семейном фотоархиве, который Сэм почти целиком перерисовал во время занятий в художке… Ничего. Объявленная нам новость обескураживала, но еще больше ставила в тупик реакция Сьюзан: боль утраты словно выжигала ее изнутри, и меня это пугало. Я никогда не видела ее такой. Хотя я могу ее понять….

Рано утром родителям позвонила некая мисс Тэддер из Портленда. Трубку снял Карлайл, после чего к разговору подключилась Сьюзан. Голос показался ей знакомым, и она быстро узнала в женщине Норму, их прежнюю соседку, с которой раньше они были в достаточно теплых отношениях. Однако та общаться не захотела, сообщила лишь, что Марвина Шерфилда не стало. Похорон не было: тело кремировали, а прах она собственноручно развеяла в каком-то национальном парке за день до звонка. Напоследок она сухо уточнила их адрес и без объяснений повесила трубку.

Не слышать о брате много лет, должно быть, по довольно веской причине, и в одночасье узнать, что даже не сможешь с ним проститься. Что от него осталась лишь горстка расплывчатых воспоминаний, а, может, и того меньше…

Сьюзан нежно провела по гладкой щеке Джейка и улыбнулась:

– Милый, не переживай, я приду в норму…

Повисла долгая пауза. В тишине отчетливо слышалось тиканье часов. Причудливый звук, возвещавший о том, что жизнь продолжается даже тогда, когда все замирает. Вскоре к нему добавилось едва различимое позвякивание чашек, доносившееся с кухни. Никто даже не заметил, как Карлайл выскользнул из комнаты. Я поспешила к нему, буркнув под нос:

– Пойду помогу.

По мере приближения какофония становилась громче. На плите кипел чайник, нетерпеливо подбрасывая крышечку в воздух. Карлайл, чертыхаясь, искал поднос, нервно гремя посудой на полках. Я взялась за коробку принесенных мной же конфет и с характерным звуком стягивала с картона целлофан, внося свою скромную лепту в шумную симфонию мистера Маккарти сродни ударнику в оркестре, которому доверили партию на треугольнике.

После проверки очередного шкафчика Карлайл так небрежно открыл дверцу следующего, что из него вывалилась чашка и вдребезги разбилась о пол. Мужчина выругался еще раз и, нагибаясь, ударился лбом об угол столешницы.

– Так. Все! Хватит! Иди сядь, – я вскочила со стула и, тут же достав лед из холодильника, завернула его в полотенце и отдала человеку-катастрофе. Он с обидой смотрел на меня исподлобья, пока я сгребала с пола осколки и выкидывала их в мусорное ведро.

– Я бы сам! – он почти огрызнулся.

Я посмотрела на него с укором.

– Конечно, – я произнесла это так, чтобы у него не осталось сомнений в том, что я права. – Знаешь, в такие моменты я начинаю понимать, в кого Джейк!

Карлайл усмехнулся и поменял руку:

– Да уж! Прости, Лу, я просто очень сильно за нее переживаю.

Я развернулась к нему и оперлась локтями на столешницу:

– Я тоже. Неверное, даже больше, чем ты. Мы все. Потому что ничего не знаем. Откуда взялся этот Марвин?

За глубоким вздохом последовало молчание. Он прятал глаза.