– Хочешь открыть? – Сьюзан протянула мне ключ, но по ней было видно, что она сама с удовольствием бы повернула его в замочной скважине.

– Давай лучше ты!

Она, кряхтя, опустилась на колени. Выдвинув ящик, она зажала рот рукой, и я нагнулась, чтобы посмотреть, что там лежало. Старый фарфоровый пупс. Пожелтевший от времени бейсбольный мячик. Книга.

Я достала книгу, пока Сьюзан молча крутила в руках куклу с трогательной улыбкой на лице.

Справочник по анатомии? Чудесно!

– Дневника нет?

– Похоже на то… – не отрываясь от игрушки, протянула она. – Представляешь, мне подарили ее на выпускной…

Я разочарованно хлопнула себя по коленям и, распрямившись, подошла к камину. На нем стояла одна большая фотография в тяжелой деревянной рамке, искусную резьбу покрывал густой слой лака. Мне пришлось потереть стекло, прежде чем я увидела запечатленных на снимке людей. Они стояли на фоне большого дома, держась друг за друга, и казались вполне счастливыми. Все щурились от солнца – было лето, судя по легкой одежде. Худощавый бородатый мужчина одной рукой приобнимал за плечо еще более хрупкую женщину с соломенными волосами, которая стояла рядом с девушкой почти с нее ростом. Впереди них, крепко сжимая ладошку отца, стоял мальчик. Он улыбался шире остальных и по-особому трогательно согнул левую ногу – словно стесняясь камеры.

Такими они были?

Я оперлась на край и случайно задела рамку локтем. Она упала. Я поспешила поднять ее, но тут же обратила внимание на толстую зеленую тетрадь в резиновом переплете.

– Сьюзан?

Она не сразу отвлеклась на меня, однако все же протянула ко мне правую руку. Не глядя.

– Что там?

– Держи, – я передала ей находку, которую она чуть не выронила. Ее лицо мигом стало серьезным, и она, пробежав глазами случайный разворот, тут же сунула ее мне.

– Да. Это его почерк.

Я повертела тетрадь в руках и посмотрела на Сьюзан. Интересно, когда он начал?

– Он любил писать?

– Никогда не любил. Предпочитал читать то, что пишут другие…

Мы молча вышли из дома, и я, посадив Сьюзан в машину, еще раз спросила у нее, какой именно из ближайших домов принадлежал той самой соседке. Желание навестить Норму Тэддер появилось у меня сразу после того, как Сьюзан рассказала нам о внезапной кончине Марвина. И оно усилилось, когда Сьюзан показала мне ту самую металлическую коробку из-под чая.

Почему последний человек, с которым Марвин общался при жизни, который по какой-то причине так заботился о нем, что даже организовал его… похороны… несмотря на свою просьбу упорно игнорировал мои звонки? Почему нельзя было передать дневник лично?

Сьюзан нехотя указала мне на небольшой домик через дорогу, и я, включив на полную мощность кондиционер – в салоне, как я и предполагала, стояла невыносимая духота – направилась к ровной дорожке из розовой плитки, соединявшей тротуар с небольшим крыльцом. По бокам лестницы росли такие же неухоженные кусты жасмина, как у Марвина.

Я позвонила в дверь и прислушалась к беззаботной мелодии, которую так любят китайские производители дверных звонков. Ожидание затянулось, и я решила постучать в дверь, громко поинтересовавшись, есть ли кто дома. Мне показалось, что внутри раздались чьи-то осторожные шаги. Но дверь мне по-прежнему никто не открыл. Еще немного, и я раздосадовано спустилась по ступеням, борясь с неприятным ощущением, что кто-то наблюдает за мной со спины.

В машине пахло арбузным освежителем воздуха, но сейчас это было неприятно. Сьюзан все еще находилась в плохом расположении духа и даже не спросила меня, почему я вернулась так быстро.

Мы ехали домой тем же путем, но он показался мне гораздо короче. То ли радиостанция ставила нормальные песни, то ли я меньше думала о Марвине – так или иначе, я не заметила, как мы очутились у нашей лужайки. Я потянулась к бардачку, чтобы достать тетрадь.