Из года в год я искала этом причину, но понять, почему так происходило, так и не смогла. Наверное, детали, отпечатавшиеся в моей памяти, жили во мне и не давали называть все одними и теми же именами. То было прошлое, далекое и смутное, но все же являющееся частью моей истории. Но оно не имело ничего общего с той жизнью, которая появилась у меня в два года. И, как это ни печально осознавать, я много раз возвращалась к событиям того дня и продолжала проживать его, придумывать себе каждый последующий. Мне было любопытно, как бы все сложилось, не приюти меня семья Маккарти…

Я настолько сильно их полюбила, что они стали частью меня. По-моему, без таких людей вообще жить невозможно. В глубине души я даже сочувствовала Марвину – насколько тяжело ему было. Он расплатился сполна за то, что совершил, однако заплатить по счетам перед лицом закона и понести наказание – это одно, а смириться с тем, что тебя из жизни вычеркнули родные люди – совсем другое. Особенно такие люди, как Сьюзан.

– Прости, – раздалось у меня за спиной, – я не подумала. У тебя же аллергия на пыль!

– Ничего, мне уже лучше, – я улыбнулась и поспешила за ней внутрь. – Мы будем убираться?

– Ты что? – бросила она через плечо, пока я отряхивала ей юбку. – Новые жильцы уберутся!

Я глубоко вздохнула и, выдержав определенную паузу, спросила:

– Ты действительно хочешь продать этот дом?

Сьюзан повернулась ко мне лицом и положила руки мне на плечи. В ее глазах читалось осуждение, и мне стало неловко, что я опять задала тот же самый вопрос.

– Мы же говорили… Нет, конечно, нет… Но мне тяжело здесь находиться. И я не хочу, чтобы кто-то из вас здесь бывал. Только ты. И то сегодня. Один-единственный раз. На вырученные деньги мы…

– Да какие деньги? Здесь же твое детство!

– Да, а вместе с тем и моя юность.

– Видишь?

Сьюзан серьезно посмотрела на меня.

– В какой-то момент она стала сущим адом, я благодарна судьбе за то, что уехала в Ирландию и повстречала Карлайла…

Я замолкла. Мои представления, видимо, сильно отличались от реальности.

– Иногда, знаешь, лучше расстаться с прошлым, – протянула она, и в ее голосе послышались горькие нотки, – иначе оно проглотит тебя и не выплюнет ни единой твоей косточки.

– Это твой выбор.

– Знаю. Помнишь, зачем мы здесь?

Я молча кивнула. У нас была только одна задача: найти дневник Марвина. Норма Тэддер после единственного звонка прислала с курьером посылку: обшарпанную жестяную банку из-под чая, в которой не было ничего, кроме ключей и небольшой аккуратно сложенной вдвое записки: «Марвин вел дневник. Он в доме. Пожалуйста, приезжайте за ним!»

Интересно: взрослый мужчина вел заметки о своей жизни. С другой стороны, ему нужно было делиться мыслями хоть с кем-то. Друзья вряд ли у него были – в этом районе даже внешний вид домов говорил о том, что их хозяева только и делают, что пекутся о своей репутации.

А размышлений было много. Не знаю даже, что он чувствовал, как планировал свое будущее, что хотел успеть сделать. Всем нам отведено время, но, к счастью, мы не знаем, когда оно истечет. Потому что слишком страшно жить, отсчитывая назад секунды, превращаясь в бездушный таймер. Те, кто это тщательно отрицает, на самом деле больше всего боятся того рокового дня. И, чем он ближе, тем меньше они ценят жизнь. Хотя должно быть наоборот.

Наверняка Марвину сказали сколько. И он непременно написал об этом.

Мы провели около часа в пыльной гостиной, пытаясь найти дневник Марвина. Я то и дело выходила, потому что моя аллергия не давала мне возможности погрузиться в поиски так же самоотверженно, как это делала Сьюзан. Под конец мои глаза припухли и слезились, и, когда я вошла обратно в комнату, она невольно ахнула.