– Он придет к Вам сам, – безмятежно ответил Сильва, как будто речь шла о том, каким будет следующий танец. Медленный вальс под песню Стинга отыграл, и Джулиан, не говоря ни слова, поднялась из-за стола.

– Хорошо, я приду, – сказала она, отрешенно глядя перед собой. – Что бы это ни было. Я хочу узнать, откуда кому-то известны любимые блюда моего детства.

– о, – рассмеялся Сильва, – он знает про вас не только это.

Испытывая прилив смелости, идущий от отчаяния, Джулиан прошла мимо гудящего веселья, пестрящего танцующими и смеющимися раскормленными телами, облаченными в блестящие наряды, и вышла в пустынный коридор. «В любом случае, есть много снотворного» – с горечью подумала она, приготовившись к негативному исходу политического допроса. Она поднялась к себе в комнату, наивно положила драгоценный ноутбук с текстами под одеяло, захватила банку с успокоительным, при передозировке приводящем к длительной коме, и лишь после этого спустилась в вип-сектор гостиницы.

Когда Джулиан постучала в дверь, обозначенную номером 6, раздался спокойный низкий голос «Открыто».

Джулиан показалось, что она перенеслась в средневековый замок. Комната простиралась так далеко, что слова человека, стоящего в дальнем углу и разговаривающего по телефону, совершенно не были слышны.

Потолки номера 6 были неизмеримо высокие, что не соответствовало физике гостиницы, а по стенам были развешаны факелы. Пол был слегка освещен – больше света в зале не было. Сминая в руках края толстовки, Джулиан с фальшивой смелостью вышла на середину комнаты. «Здравствуйте, здравствуйте,» – прокричал человек, говоривший по телефону, и бросился из угла к тому месту, где стояла Джулиан, так что она отшатнулась. Свет упал, заставив все ее человеческое существо вздрогнуть, на неимоверно уродливого старика карликового роста, с блестящими глазами размером с лампу. Он тут же засуетился, придвигая Джулиан троно-подобное кресло. «Проклятый галлюциногенный чай,» – отчаянно восклицала про себя Джулиан, никак иначе не в силах объяснить то, как вместо гостиничного номера она попала в тронный замок.

– Это Вы оплатили мой обед? – тут же спросила она, стараясь не смотреть на старика, который внушал ей отвращение всем своим изучающим, залезающим в душу видом.

– Да-с, – ответил тот баритоном, негармонирующим с внешним обликом. – Все, как любите: сырный пирог, вино… Все, как любили всегда, Юлия Сергеевна. – старик выразительно гримасничал и все время почему-то подмигивал, выражая, видимо, расположение, отчего Джулиан становилось не по себе все больше, что она мужественно пыталась скрыть.

– Зачем? – поднажала она, – Я, пожалуй, постою, – добавила она, испытав прилив смелости и, пройдя несколько шагов, остановилась у окна, выходящего на Невский проспект, освещенный загорающимися ночными фонарями.

– Вы пишите сатирические пьесы, Юля, – начал старик, неприятно переводя ее имя, в оригинале английское, на русский. Приготовившись к обороне, Джулиан напряженно следила за неописуемой мимикой старика. – Нам они понравились.

Повисла тишина, нарушаемая шумом пылающих факелов.

– Однако мы бы хотели, чтобы вы сменили дискурс и вместо высмеивания политиков написали бы что-нибудь более правдоподобное, – быстро продолжал старик. Джулиан посмотрела на него с нескрываемым презрением, отчего он хохотнул и довольно продолжил:

– Да-да, мы бы хотели, чтобы Вы написали о губернаторе Санкт-Петербурга, – старик размахивал руками и обошел Джулиан, чтобы заглянуть в ее глаза, в которых презрение сменилось сияющим равнодушием. – Описали бы его добродетель. Его любовь к закону и народу. У Вас, с Вашим талантом, – старик хихикнул, – это вышло бы потрясающе. У вас в руках юность и время… – продолжил он, наблюдая без стеснения за мимикой Джулиан. – Не хотелось бы их погубить.