Смерть отца – неожиданная, трагическая, страшная – просто подкосила Евгения Тоболина. Он, не думая, иногда невпопад, отвечал на вопросы окружающих, куда-то ходил, подписывал различные бумаги, договаривался в церкви об отпевании, выслушивал искренние и неискренние соболезнования, читал телеграммы и письма, отвечал на телефонные звонки, а в голове билась одна мысль – все разом рухнуло, весь устоявшийся, привычный мир…

Хоронили отца на маленьком русском кладбище, расположенном на окраине города. День выдался сухой, теплый, проститься с покойным пришли многие, и церковь была полна народа. Чопорные старики, старухи в черном, с кружевными темными накидками на седых головах, товарищи по колледжу, знакомые отца. Запах ладана, тусклое сияние позолоты алтаря и высокого иконостаса, душный, от множества свечей, воздух. Заметив в толпе Павла Сарычева, Евгений кивнул ему. Павел Петрович в ответ прикрыл глаза и перекрестился, тихонько подпевая небольшому хору.

Про Павла Петровича Сарычева среди эмигрантов ходили разные слухи – одни авторитетно утверждали, что он служил у Каппеля, другие, что у Пепеляева, третьи, что воевал в Донском корпусе Добровольческой армии Деникина и кружным путем попал сюда, в Азию. Некоторые рассказывали, что Сарычев якобы незаконнорожденный сын крупного вельможи, что он служил в контрразведке у барона Врангеля, был морским офицером на Балтике. Ходили байки про его удачливость в карточной игре и что он вроде бы не совсем чист на руку за игорным столом. Но прямо никто такого говорить не решался – всем доподлинно было известно, как метко стреляет Павел Петрович. Однажды он на пари сшиб из нагана высоко подброшенный гривенник. Опять же, многие знакомые видели у него серебряный портсигар с выгравированной надписью: «За отличную стрельбу в присутствии Их Императорских Величеств», а Их Императорские Величества зря подобных подарков никому не делали.

Профессор Тоболин дружил с Сарычевым и часто говорил сыну, что у бывшего офицера трагическая судьба честного человека, оставшегося без Родины.

Евгений недоумевал – о чем может долгими вечерами говорить отец с Павлом Петровичем? Ведь они такие разные люди. Павел прошел огонь и воду, много лет воевал, был ранен, награжден боевыми орденами Святого Станислава 3‑й степени с мечами и Святого Владимира 4‑й степени с мечами, и даже стал Георгиевским кавалером, а оказавшись на чужбине, сменил множество профессий. Как-то профессор сказал сыну, что Сарычев потерял всех близких в круговерти войны, а в другой раз Евгений узнал от отца, что Павел Петрович был казачьим офицером, дослужился до чина есаула, якобы вызывал на поединок знаменитого красного кавалериста Думенко, имевшего громкую славу отчаянного рубаки, но поединок не состоялся: то ли красные сослали его, то ли расстреляли Бориса Думенко по приказу Троцкого, но дело до дуэли не дошло…

А отец? Он с ранней юности посвятил себя науке, познанию прошлого, истории народов Востока – эрудит и тонкий ценитель изящного, знаток древних языков. Что его объединяло с сорвиголовой, искателем удачи? Но, как ни странно, именно от отца Евгений услышал, что Сарычев весьма одаренный и прекрасно образованный человек. Редко кому покойный профессор давал подобную характеристику, особенно если учесть, что он трудно сходился с людьми.

Сам Сарычев никаких слухов о себе не подтверждал, но и не опровергал – в ответ на любые вопросы только загадочно улыбался и щурил пронзительно синие глаза: дерзкие, насмешливые, от взгляда которых многим становилось не по себе…

Из церкви похоронная процессия медленно потянулась на кладбище. Вскоре на месте последнего приюта профессора Тоболина поднялся холмик чужой красноватой земли, на который возложили венки и цветы. Потихоньку провожавшие в последний путь разошлись, и Евгений остался один. Кто-то тихонько тронул его за локоть. Обернувшись, он увидел Сарычева.