– Отдыхай.

– Да нет, сейчас будут звать на завтрак. Вот смотрите: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль…

Когда она дошла до ноля, послышался удар гонга, прямо как в фильмах с Брюсом Ли.

– Класс! – отреагировал Клименок. – А перед обедом что, в гонг не бьют?

– Бьют, но вчера там что-то поломалось.

– Понятно, и спасибо за помощь следствию.

– Всегда пожалуйста.

Должен признаться, что как писатель я искренне завидую тем мастерам пера, которые могут развести листов на десять описание ветки сирени, или не менее подробно описывать натюрморт на столе, густо сдабривая его пустыми разговорами. Подобный талант легко позволяет раздувать даже сводку погоды до размера как минимум повести. К сожалению, таких способностей у меня нет. Возможно, это связано с тем, что, как читатель я терпеть не могу все эти толстовские дубы глазами князя Андрея, и стоит мне нарваться на более или менее длинное описание гостиной или тучек на небе, как я гарантированно пропускаю этот кусок. Если таких описаний становится слишком много, я попросту перехожу к другой книге. Поэтому, несмотря на желание это сделать, я не стану описывать ни деликатесы, которые нам посчастливилось съесть, ни светские беседы. Только то, что имеет отношение к делу.

Короче, завтрак уже подходил к концу, когда Анна Степановна, она же Шапокляк, она же Жрица Милосердия, постучав ножом по бокалу, как это делают на банкете, когда хотят произнести тост, заявила:

– Кажется, я знаю, кто преступник, – торжественно, словно пионер, дающий клятву, сказала она.

– Да? И кто же он? – ехидно спросила Вера Павловна.

– Да, Анна Степановна, если вы знаете, вы должны нам немедленно назвать его имя, – поддержал ее Свидригайлов.

Затем разом загалдели все, превратив завтрак в стихийный митинг. Одна лишь Анна Степановна, да мы с Клименком сохраняли молчание.

– Вы на рожу ее посмотрите, – сказала мне Катя. Она сидела рядом со мной за столом. – Само олицетворение торжества. Ее медом не корми, дай побыть в центре внимания.

Словно в ответ на эти слова Анна Степановна поднялась из-за стола. Это заставило публику затихнуть.

– Я должна еще кое-что проверить, – сказала она, – и потом я вам все скажу.

– Когда? – бросил кто-то из зала.

– Сегодня вечером или завтра утром. А теперь прошу меня извинить, – с этими словами она покинула столовую.

– Послушай, Ватсон, ты хорошо выспался? – спросил меня Клименок, когда мы встали из-за стола.

– Да, а что?

– Тогда поработай немного соло, а я пойду вздремну. Представляешь, так ночью и не прилег.

Вот только на его лице не было никаких следов недосыпания. Соврал? А если и так, мне какое до этого дело.

– Хорошо, – согласился я, – что надо делать?

– Задавать вопросы. Желательно в самых неожиданных местах.

– Какие?

– Любые. Это не имеет значения.

– Но для чего?

– Видишь ли, Ватсон, люди почему-то склонны считать, что мы либо поголовно все некомпетентные идиоты, и все, что мы делаем – полнейшая чушь; либо считают нас клонами Холмса и Пуаро. В этом случае они полагают, что каждый наш шаг является результатом каких-нибудь умозаключений, и всеми силами стараются нащупать этакую генеральную линию партии. А так как здесь никто не знает, какова твоя истинная роль, твое шоу окажет незаменимую услугу следствию.

– Ладно, договорились.

– А раз так, слушай инструкцию: Правило №2 неписанного кодекса настоящего детектива гласит, что для того, чтобы эффективность процесса сбора и обработки информации была максимальной, необходимо умело сочетать интенсивный сбор и обработку информации с процессом интуитивного прозрения. На практике это выглядит достаточно просто. Устав, например, торчать в каком-нибудь архиве или задавать тупые вопросы всяким придуркам, ты выходишь на улицу и идешь или едешь, куда глядят глаза. Ты просто следуешь за своей интуицией. И если она подсказывает тебе бросить все и идти к любовнице, значит, так тому и быть. Разумеется, каждый твой шаг должен быть отражен в отчете с соответствующей аргументацией… Более или менее понятно?