– Благодарю вас, гражданин Солодилов. Можете быть свободны.

– Зачем ты с ним так? – спросил я, когда Сергей удалился на достаточное расстояние, чтобы не слышать мой вопрос.

– Я тебе задал тему для медитации?

– Ну?

– Вот и медитируй.

– Понятно, значит, не скажешь.

– Извини, не скажу.

– Ладно…

Катюшу, или Екатерину Егоровну Приходько, как и предсказывал Сергей, мы нашли в беседке. Она сидела с ногами на столе и увлеченно СМСила по телефону, работая руками со скоростью, которой позавидовала бы ни одна дюжина секретарей-машинистов. Кате было семнадцать. Не страшная и не красивая. Пустая голова и богатенький папа, – а что папа богат, у меня не вызывало сомнений, – отложили на ней свой отпечаток. Так, одна знакомая барышня, дочурка такого же богатенького Буратино рыдала в три ручья потому, что он подарил ей на 18 лет какую-то там «Тойоту», а не машину ее мечты.

– Привет, – сказал я.

– Доброе утро, Екатерина Егоровна, – поздоровался Клименок.

Она удостоила нас мимолетным взглядом и вновь переключила все свое внимание на телефон.

– Екатерина Егоровна, нам нужно задать вам пару вопросов.

– В таком случае вы бы сделали это вчера.

– Вчера мы не успели этого сделать, – ответил я, потому что Клименок никак не собирался реагировать на ее слова.

– Тогда могли бы, по крайней мере, избавить меня от ненужного торчания под дверью.

Я уже хотел, было, принести наши искренние извинения, но Клименок мне не дал этого сделать.

– Это был тактический ход, – сказал он.

– Какой еще тактический ход? – раздраженно спросила она.

– Так тебе и скажи. Размечталась.

– А ваши вокальные упражнения, это что тоже тактический ход?

– А ты сообразительная. Тебе понравилось?

– Думаю, ему это только на пользу.

– Ну раз так, теперь твоя очередь доставить нам с Ватсоном удовольствие.

– Ладно, давайте ваши вопросы.

– Скажи, ты когда-нибудь видела талисман?

– Разумеется, каждый раз во время ритуала.

– Он тебе нравился?

– Если честно…

– Только честно и никак иначе.

– Тогда не очень.

– А почему?

– Не знаю, какой-то он… не такой.

– Не впечатляющий.

– Вот именно, не впечатляющий.

– Скажи, а его мог кто-нибудь украсть?

– Конечно мог, раз украли.

– А кто-нибудь выходил во время вашего бдения?

– Все выходили.

– Вот как?

– А вы думали, можно пробдеть всю ночь и ни разу не захотеть попить или в туалет?

– Тогда почему все уверяют, что никто не выходил?

– Потому что они – идиоты.

– Ты уверена.

– А вы разве нет?

– Хороший вопрос. Но я не могу разглашать ответ в интересах следствия.

– Понятно, – улыбнулась она.

– Нам тут вчера сказали, что Гроссмейстер перепутал слова.

– Чушь собачья.

– Да?

– Как он может перепутать слова, если вместо слов он несет откровенную пургу. Он только говорит, что это – латынь, тогда как на самом деле…

– Думаю, ты сама так делаешь на собраниях своего филиала. Угадал?

– Не скажу.

– У нас раньше на танцах так исполняли песни на «английском языке». Текстов никто не знал, поэтому плели все, что придет в голову, лишь бы было созвучно, – предался я воспоминаниям.

– Похоже, Ватсон, барышня слишком юна, чтобы помнить о том, что когда-то вместо диджеев на корчах играли местные ансамбли на дерьмовых инструментах.

– Как вы сказали? – заинтересовалась Катя.

– Извини, дорогая, но я дословно уже не повторю.

– Нет, как вы назвали свои допотопные дискотеки?

– Корчи.

– Корчи, – рассмеялась она. – Гламурненько.

– Видишь, Ватсон, теперь даже не говорят «клево» или «прикольно». Я чувствую себя динозавром брежнеозойской эры. Ладно, оставим лирику на потом. Скажи, Кать, а кем тебе приходится Гроссмейстер?

– Он – никем.

– А не он?

– А неон – это что-то из химии. Я уже и не помню. Еще вопросы есть?