Выйдя в коридор, инспектор Найт поискал глазами Джека Финнегана – тот беседовал с двумя медсестрами. Лицо газетчика выражало крайнюю степень участия, а в голосе звучали мягкие, доверительные интонации. Он не отвлекался, чтобы записывать, но смотрел собеседницам прямо в глаза и время от времени сочувственно кивал головой. «Работает профессионально», – не мог не отметить инспектор и направился в приемный покой.

Светловолосая медсестра, ободряюще улыбаясь, объясняла женщине с перевязанной рукой, где находится аптека. На ее миловидном лице не читалось ни тени недавних переживаний – оно выражало спокойную уверенность и приветливость, словно стоящая перед ней женщина ее гостья, а не пациентка. Инспектор дождался, когда женщина ушла, подошел к стойке и тогда заметил, что веки у медсестры покраснели и припухли.

– Вы прекрасно держитесь, мисс Барлоу, – похвалил он.

Та пожала плечами:

– А как же иначе? Нельзя показывать больным, что мы чем-то встревожены. Это может их испугать. А я первая, кого они видят, когда приходят в наше отделение.

– Да, верно.

– Вам нужно еще что-нибудь уточнить? Я уже рассказала все, что знала.

– Скажите: вы записываете адреса пациентов?

– Обязательно. Потом я помогаю врачам заполнять лечебные карточки.

– Тогда у меня личный вопрос: доктор Паттерсон принял сегодня пациента по фамилии Кроуфорд. Мне хотелось бы понять, тот ли это человек, которого я знаю.

Сестра Барлоу раскрыла лежавший на стойке журнал в кожаной обложке, страницы которого были исписаны ее ровным ученическим почерком, и прочла:

– Уильям Генри Кроуфорд, Гросвенор-стрит, пятьдесят один.

– Да, это он, – кивнул Найт, – благодарю.

– Это был легкий случай, – улыбнулась девушка, – можете не беспокоиться за своего знакомого. – Ее лицо вдруг омрачилось, губы задрожали: – На двенадцать был записан еще один пациент, но он почему-то не появился… Боже мой! Если бы он появился, я бы пришла к доктору Паттерсону раньше и тогда мы, может быть, успели бы ему помочь! Какой ужас! Ведь он совсем молодой! У него осталась жена… вернее, уже вдова…

Медсестра украдкой огляделась, вытащила из кармана фартука носовой платок и промокнула глаза.

– Я хотел бы – на всякий случай – узнать домашний адрес доктора Паттерсона, – попросил инспектор.

Девушка тут же назвала улицу и номер дома.

– Вы помните адреса всех своих коллег? – удивился Найт, записывая.

– О, нет, конечно! Просто я только что отправила посыльного к миссис Паттерсон, нужно ведь было ее известить… А вообще-то я храню у себя все адреса – на случай, если понадобится кого-то срочно вызвать.

К стойке неуверенно приблизилась девочка-подросток; она вела за руку зареванного малыша лет пяти, который прижимал к груди окровавленную кисть. Сестра Барлоу немедленно переключила внимание на них.

Инспектор направился обратно в отделение, слыша ласковое воркование девушки:

– Что, мой хороший?.. Порезался проволокой? Бедняжечка! Идем, сейчас доктор тебе поможет, и твоя ручка будет как новая. Вот, я пока оберну ее салфеткой…

В коридоре спутника инспектора Найта не оказалось. Причина этому выяснилась через минуту: из-за дальнего угла выкатилась тележка с чистыми полотенцами, движимая медсестрой средних лет, с виду строгой и неприступной; в арьергарде следовал Джек Финнеган. По лицу газетчика было видно: он только что задал какой-то провокационный вопрос и ожидает ответа. Строгая медсестра остановилась, уперла руку в бок и разразилась короткой речью. Найт не мог расслышать ее слов, но было не трудно понять, что репортер получил суровую отповедь. Впрочем, он ничуть не смутился, а лишь подобострастно раскланялся. Медсестра, явно довольная собой, ухватилась за свою тележку и гордо двинулась дальше. Финнеган заметил инспектора, возвел глаза к небу и оскалился.