Я не могла оставаться, уехала на следующий день, переночевав у соседей. Мне было не по себе оттого, что придётся провести ночь в одном доме рядом с отчимом…

– Ну вот, как-то так… – Георгий опрокинул рюмку и, не закусывая, налил следующую.

– Царствие небесное рабе божьей Людмиле, – нестройным хором поддержали остальные.

– Отмучилась, касатка, – всхлипнула тётка Дарья. – Как же ты теперь будешь-то, сиротинушка?.. – тоненько взвыла она, прижимая меня к себе.

– Не пропаду… – От тётки пахло куриным навозом и жареным луком. Я чуть отстранилась и взглянула на Георгия.

Запавшие щёки, выбритый подбородок, на котором видны мелкие порезы, взлохмаченные волосы. Как же он брился? Все зеркала в доме занавешены плотной тканью. Клетчатая рубашка с растёгнутым воротом и косо свисавший со спинки стула пиджак. Стиснув зубы, я с трудом отвела взгляд от отчима.

– Георгий, ты уж держись, – подал голос муж тётки Дарьи, дядька Коля. – Живым живое…

– Помолчи уж! – шикнула на него супруга. – Хорошая была женщина, порядочная, добрая. Жаль, мало пожила. Сколько Марьянке-то было, когда ты Людку замуж взял, а, Георгий?

Щека отчима дёрнулась, а я тут же произнесла про себя: «Одиннадцать».

– В пятом классе училась, – хрипло ответил он.

Надо же, помнит.

– Получается, всего шесть годочков вместе прожили? Ох-хо-хонюшки… Мы-то вон пятый десяток с Колькой живём…

– Не живём, а маемся! – пьяно хихикнул дядька Коля и тут же получил ощутимый тычок в бок.

– Мается он! Только гляньте на него – страдалец!

Поминки шли своим чередом. Свеча перед портретом матери почти догорела, и я взяла другую из тех, что принесли из церкви.

– А Веркины родичи были на похоронах, не видели? – спросила молодая женщина с рыжей завитой шевелюрой. Кажется, она работала вместе с матерью и фамилия её была Розова. Да, точно, Розова. А имя – Лилия. Лилия Розова – как цветочная клумба, смеялась мать.

– Не, не видала… – тут же отозвалась тётка Дарья.

Обернувшись, я заметила, как женщины многозначительно переглянулись. Оно и понятно. Могу представить, что говорят обо мне в городе: бумеранг прилетел или божье наказание. А я так думаю, всем нам рано или поздно прилетит, и за что – найдётся.

Я столько раз клялась, что не имею никакого отношения к исчезновению Веры, что сама стала сомневаться в этом.

– Ну что, пойдём мы, наверное, – вздохнула тётка Дарья. – Марьянка, помочь тебе со стола убрать?

– Оставь! Сам уберу! – окинув всех мрачным взглядом, заявил Георгий.

– И то верно, посиди ещё… помяни…

– Останьтесь ещё, тётя Даша! – попросила я.

Она посмотрела на меня с жалостью, но кивнула.

– Не уходи, побудь со мною… – вдруг затянула Лилия, подперев кулаком острый подбородок. Дядька Коля заблеял, подпевая ей, и потянулся за бутылкой.

– Ну, началось, – хмыкнула тётка Дарья. – Перебрала малёха Лилька-то. Пойдём на улицу, продышишься! – велела она и, выбравшись из-за стола, подхватила Лилию под руки. Та икнула, расплакалась, но пошла за ней.

На душе у меня было гадко. Конечно, к смерти родителей никто не готов, но всё случилось так неожиданно, что я до сих пор ощущала себя будто в ватном коконе. Мы разговаривали с матерью по телефону за четыре дня до её смерти. Она переживала за меня и просила, чтобы я приехала на Новый год. Я так и планировала, хотела провести с ней все праздники, помочь по дому и вообще… Студенческая жизнь – штука интересная, но я как-то не особо влилась в неё. Наверное, потому что боялась опять привязаться к кому-нибудь, а потом потерять. Терять больно. Невыносимо больно, особенно когда считаешь виноватой в этом себя.

Я собрала грязные тарелки и отнесла их на кухню. Дверь в сени была распахнута настежь, поэтому на обратном пути я решила прикрыть её, но услышала голоса.