Заметив полоску света под дверью, я постучалась.

– Тамара, добрый вечер! Простите, ради бога, за беспокойство…

– Привет! – откликнулась та, сплёвывая в ладонь шелуху от семечек.

– Я сегодня уезжаю. Присмотрите, пожалуйста, за моими цветами. Я оставлю ключ от комнаты.

– Домой, что ли, поехала?

– Да.

– Ну, ехай, конечно, раз нужда есть. Присмотрю за твоими ромашками.

– Фиалками. Я сегодня воду налью, а вы проверяйте. Если земля будет влажной, то не поливайте. А если сухая, то да. Только в поддон надо лить, а то сгниют.

Тамара отвела взгляд от маленького переносного телевизора, стоявшего прямо на столе, и уставилась на меня, моргая припухшими веками.

– Ага, – кивнула она и снова отвернулась к экрану.

Я не была садоводом, но как-то так получилось, что за время работы в цветочном магазине у меня вошло в привычку забирать домой списанный товар. Возиться с ним хозяйка не любила. В основном это были фиалки – нежные растения, требующие к себе особого отношения, освещения и ухода. В конце концов Анаит Абрамовна перестала их заказывать, а на моём подоконнике выстроилась целая шеренга разноцветных прелестниц.

Приняв по-быстрому душ, я сложила вещи в спортивную сумку и немного прибралась в комнате. Затем доела суп, помыла посуду, заварила чай и выключила свет. Стоя у окна, я глядела на городские огни и думала о Перчине. О том, что сегодня он выполнит обещание и поедет к своему «солнышку», останется на ночь и…

Всё правильно, так и должно быть.

– Ты чего в потёмках? – Тамара щёлкнула выключателем и хмуро огляделась. – У тебя всё нормально? Выглядишь так, будто… – Она не договорила и открыла холодильник. – Поезд когда?

– Через два часа.

– Успеешь ещё. Яблоки вон возьми в дорогу, я с рынка принесла.

– Да ну, зачем…

– Что зачем? Сколько ехать-то?

– Ночь. Потом на автобусе.

– Точно оголодаешь. Бери, говорю. И булку вон порежь с колбасой. Сейчас отнекиваешься, а потом деньги тратить придётся. Чего сорвалась-то вдруг?

– Дела.

– Дела… Ну, если дела, то тогда да. Вернёшься когда?

– В понедельник сразу на работу, – не очень уверенно произнесла я.

Тамара зевнула и зашаркала обратно, бубня что-то себе под нос.

Я посмотрела ей вслед и вдруг вспомнила маму. Господи, а ведь Тамара, кажется, как раз в том возрасте, когда её не стало. И говорит так же: вроде грубовато, а с заботой. Вот так начнёшь думать, и сердце опять заноет, заболит… Чёрт его знает, как так всё получилось.

Я помыла яблоко и отрезала ломоть батона, колбасу брать не стала. Сложила всё в пакет, решив, что воду куплю на вокзале.

Пока то да сё, пришло время выходить. Свет в комнате Тамары уже не горел, значит, ей нужно вставать засветло. Я оставила ключ в замке своей комнаты. Ещё раз проверив документы, телефон и зарядку, вышла и закрыла дверь.

Пока шла к метро, успела продрогнуть. Я знала, что это от нервов, потому что вечер был тёплый. Как и тогда…

Резкий звук автомобильного клаксона раздался так внезапно и резко, что я подскочила на месте, сердце заколотилось о самые рёбра.

– Придурок…

Я прибавила шагу, на ходу нащупывая пластиковую карту для прохода через турникет.

На нужном перроне я оказалась за полчаса до прибытия поезда. Народу было много, чемоданные колёсики скрежетали по бетонному покрытию, а из динамиков одно за другим неслись оповещения для пассажиров.

Обратный билет брать не стала. Уеду сразу, как только решу все вопросы, хоть на перекладных, таков был мой план.

За всё это время домой я ездила лишь один раз, на похороны матери. Случилось это уже после того, как я уехала из Бабаева на учёбу. Была середина осени – в октябре зарядили дожди, и казалось, конца и края им не будет. Воздух стал тяжёлым, всё время хотелось спать. Похороны тоже прошли как во сне, муторном и горьком.