– Полина, приезжай. Ваня умер. – Тетя Ира говорила тихим глухим голосом.

– Сейчас, я сейчас буду.

Жора, ничего не говоря, развернулся и побежал в свою комнату переодеваться. К больнице мы подбежали, даже не запыхавшись, такой адреналин гулял по нашим сосудам. Так же на одном дыхании мы забежали на второй этаж. Коридор, палата. На кровати сидит бледная тетя Ира, тоненькая, вздрагивающая, слез на лице нет. Их вообще нет в организме. Только отчаяние и горе. Юлька держит ее за плечи, но, скорее всего, так держится сама. Юлия выглядит не лучше – бледная, с запутанными волосами, глаза впали, и под ними черные круги.

Дверь неслышно открылась. Вошел доктор. Представился.

– Сердце не выдержало. Интоксикация, ослабленный организм. Мозг умер несколько часов назад. Шансов спасти не было вообще.

– Как Сергей?

– Мы пока не выводим его из комы. Состояние тяжелое. Прогнозов никаких.

– Можно побыть с ним? – Для меня это было очень важно.

– Вообще-то нет, но вы можете переодеться в халат и ночью посидеть возле друга.

Поручив Жорику тетю Иру и Юльку, я взяла халат у румяной медсестрички и зашла в палату номер 7. Надо же, даже его любимая цифра! Наверное, это знак, и скорее всего хороший.

Сергей лежал на спине, во рту была трубка, через которую вентилировались легкие. Глаза закрыты, синие круги под глазами. Кожа прозрачная, видны все сосудики. К Сереге прикреплены приборы, которые издают разные звуки. Свет выключен, горит дополнительное освещение, приглушенное и холодное. От этого света еще грустнее становится, и сердце сжимает невидимый пресс.

Я взяла его руку, немного сжала. Тонкая и холодная, как лягушачья лапка. Слышит ли он, что я здесь? Только звук аппаратов. Ровный, периодичный. Звук, который говорит о том, что он еще жив.

В палате две кровати, стол. Но стул забыли принести. Я пошла по отделению в поисках пристанища для своего зада. Хочу посидеть рядом с другом, ноги почему-то предательски дрожат. Сказался бег на абсолютном адреналине.

Я шла по тихому, уснувшему отделению в поисках персонала. Увидела медсестру, которая поделилась со мной халатом, помахала ей рукой, привлекая ее внимание. Но она не разделила мои эмоции и показала мне кулак, подходя ко мне, начала шипеть, не скрывая гнева.

– Вы почему шатаетесь по отделению, что, не понимаете, что это за отделение?!

– Мне бы стульчик, я же никому не мешаю.

– Нельзя здесь находиться вообще! Вам разрешили, а вы подставляете доктора! – Но потом сменила гнев на милость. – Пойдемте за мной. Дам вам стул. Вы кто ему? Сестра? Девушка?

– Нет. Просто друг.

Мне так хотелось с кем-то поговорить о своем состоянии, о том, что я не могу сейчас сказать Сергею. Но для девушки это была всего-навсего работа, а не катастрофа, как для меня! Ведь люди эгоисты по своей природе, и в тяжелый момент мы оцениваем ситуацию по своему состоянию – насколько нам плохо, настолько ситуация ужасна.

Взяв стул, я пошла в палату. Ничего не изменилось: ни поза Сереги, ни звуки в палате, ни свет. Я села возле кровати, положила голову возле руки Сереги, и воспоминания полились сами собой и заполнили все пространство палаты:

Мы с Серегой и Юлией сбегаем к реке, склон становится совсем вертикальным, остановиться уже нет возможности, я бегу и начинаю орать что есть мочи. Ноги уже не слушаются, бегут сами по себе. У меня все движения перешли в категорию замедленной съемки. Тут я падаю и начинаю катиться, при этом ору как ненормальная. Но вдруг движение прекращается. На меня что-то свалилось, и темнота. Нет, я не потеряла сознание, это Серега прыгнул на меня сверху, чтобы остановить меня. Мы лежим, тяжело дыша, мне не хватает воздуха, Серега легкий, но костлявый, и его колючие косточки упираются мне во все жизненные органы, блокируя их работу. Я хочу плакать и смеяться одновременно. Даже не представляю, как это выглядит со стороны. Но одно я понимаю: Серега – друг. Друг, который в очередной раз мне показал, как нужно дружить и что он не бросит и не будет просто наблюдать. И я понимаю, я сделаю для него все, что возможно.