И я ему, смеясь, сказала:
«Мне не нужны твои петрушки,
Твои укропы и ромашки!
Дари теперь свои цветочки
Другой какой-нибудь девчонке!»
Я удивилась: он заплакал!
Потом знакомая собака
За мной, ласкаясь, побежала,
Но громко ей я закричала:
«Уйди, мне некогда с тобою
Играть в твои собачьи игры!
Известны мне твои повадки –
Всё ждешь какой-нибудь подачки!»
Она отстала виновато,
Но долго шла за мною следом,
Пока не подняла я камень…
А во дворе ждала подруга,
Она навстречу мне порхнула
И крикнула: «Я в новом платье!»,
И закружилась в танце счастья.
«Ты это называешь платьем?
В нём нет ни радости, ни тайны,
А цвет? Одна сплошная серость!
Но скоро ты увидишь платье,
Какого сроду не носила!» –
И я по лестнице помчалась
Домой, забыв про всё на свете.
3
Задёрнув толстой занавеской
Окно, горящее закатом,
Свою достала драгоценность
И ахнула: перо потухло!
Лишь слабые наметки света,
Пунктиры линий сиротливых,
На сером донышке остались.
И долго в темноте сидела
Я над потухшим ожиданьем
С пером замытым воробьиным…
Во времени обыкновенном
Судьба давно течёт привычно.
Средь старых писем и квитанций,
Что недосуг отправить в мусор,
Хранится птичье подаренье –
Перо расплывчатого света.
И, кажется, со мной несчастье:
Мне нравятся страданья сердца,
От них ему больнее только.
Люблю казаться виноватой
И собираю гнев прохожих,
Распуганных унылой тенью.
Стесняюсь лепета деревьев,
Собачьих умудрённых взглядов
И то и дело извиняюсь,
Когда меня в толпе заденут
Или окликнут по ошибке.
В постылом платье незаметном
Слежу за танцами красавиц
В шелках, шифонах и поплинах.
«О, с вами горя не случалось,
Вы света, видно, не теряли, –
Я думаю не без упрека, –
Вполне вы счастливы в нарядах
Морей, цветов, ночей, деревьев…»
4
Пошлют ли мне своё прощенье
Упрямый мальчик, и собака,
И капля света, и невзрачный
Цветок полей, и лист берёзы,
И та сирень, что потерялась
На месте выпавшего света
На остановке ожиданья?
О, юность!
1975
Поэт и воля
Промысленник высот велеречивых,
Изобличитель выхоленных злоб,
Блажен поэт, советом нечестивых
Извергнутый как изгарь и холоп.
Пред ним отверста славы преисподня,
Но в душеньку сияет горний свет!
Издревле путь свободных – весть Господня,
А кто свободен, если не поэт?
Его труды гармонии смиренны,
Преизобильно ясен алфавит…
Мы все чему-то в жизни соименны,
Поэт – блаженству тезоименит.
1999
Ах, душа!
Задыхаюсь в лебедином зове,
В лебедовой плачу ли пыли?..
Все мои бессонницы и зори
Молодо, мерцательно прошли!
Процвели, пропели, проструились,
Промелькнули наперегонки,
Даже ни на миг не повторились,
Даже не видны из-под руки…
Ах, душа!
Пора уже привыкнуть:
Навсегда сердечная страда,
А пенять – что к зеркалу приникнуть
И глядеть неведомо куда.
2000
«Слова и чувства немудрящие…»
Слова и чувства немудрящие
Едины в сложном и простом:
Уста, за всё благодарящие,
Благословляются Христом.
2011
О, Русь!
О, Русь, услада ранних чтений
И поздних сказов о былом!
И ночь твоя вражбу видений
Заспит Архангельским крылом,
И день молитовку-берéжу
Внесёт с поклоном, по-людски,
Чтобы душа, рассудок нежа,
Творила радость из тоски.
О, Русь, старательница воли!
Во всех эпохах и краях
Прилежно тянешь Божий шлях –
Дай силы, Господи, дай боли…
2011
Про царя Гороха
Рак свистнул после дождичка в четверг,
Макар угнал телят в степные нети,
А кесарю Гороху печенег
Прислал в подарок кожаные плети.
Горох не кликнул дюжих молодцов,
А сам опялил вражии обновки
О сёдла репяные от отцов,
О плёточки гороховой сноровки.
– Что ж, кожи изобильны, да не те,
Не перебить им добрый русский обух!
И Русь не тётка при чужом кнуте,
Хоть и вещуют ей про вечный óтдух[2]…
Смерть хороша, когда она во срок,
Когда душа смирится перед Богом,