Автобус, который на следующий день должен был отвезти нас в аэропорт, отправлялся в шесть вечера, так что времени до отъезда было вдоволь, и Глеб за завтраком спросил:
– Чем займемся?
– Будем валяться на пляже. Номер необходимо сдать в двенадцать.
– Совершенно необязательно, – усмехнулся он и взял меня за руку. По тому, как он это сделал, стало ясно, что он имеет в виду.
По дороге в номер я рассудила, что это вполне логичное завершение знакомства. В конце концов, парень здорово потратился и имеет право на кое-какое удовлетворение. Развлекая себя циничными мыслями в том же духе, я отлично знала, что на самом деле хочу этого не меньше, чем он.
Мы вошли в его номер, он запер дверь, улыбнулся, точно извиняясь, а потом принялся меня целовать. Часа через два я с чувством воскликнула:
– Какого черта мы столько времени потратили впустую?!
А Глеб засмеялся.
На автобус мы, конечно, опоздали, пришлось ехать на такси. Регистрацию мы успели пройти за несколько минут до вылета, и, оказавшись в самолете, я самым бездарным образом уснула, уткнувшись носом в плечо Глеба (он и здесь проявил чудеса расторопности и сумел уговорить пожилую даму поменяться с ним местами).
Проснулась я, когда самолет пошел на посадку. В Шереметьеве началась суета, так что мы не успели сказать друг другу и трех слов. Меня встречал приятель с моим демисезонным пальто, перекинутым через руку, и прощание с Глебом вышло каким-то скомканным.
У него был номер моего сотового, у меня был номер его. По дороге домой, отвечая на вопросы своего приятеля об отдыхе в Египте, я вдруг почувствовала странную тоску при мысли, что никогда не увижу Глеба. Впрочем, я была совершенно уверена, что он позвонит в тот же день. Но он не позвонил. Это причинило мне невероятную боль. Я решила поскорее забыть о нем, но на третий день, ругая себя последними словами, позвонила сама. Совершенно напрасно, между прочим. Глеб не ответил. На вторую попытку меня уже не хватило. Сидя вечером одна в своей квартире и испытывая чувства, доселе мне неведомые, я вдруг с удивлением поняла, что влюбилась. Выходило, что Глеба стоило поблагодарить за то, что он не позвонил мне, потому что в чем в чем, а в любви, как мне тогда казалось, я нуждалась меньше всего.
Прошел еще один день. Я выходила из машины возле своего подъезда, когда услышала за спиной:
– Полина… – Повернулась и увидела Глеба.
Он стоял, привалившись к новенькому «Шевроле», и выглядел немного смущенным.
– Это ты? – ахнула я и выронила ключи. Мы одновременно наклонились за ними. Глеб взял меня за руку и вздохнул:
– Наверное, надо было предупредить… – И без перехода добавил: – Я люблю тебя.
– Господи, – засмеялась я. – Господи… как я счастлива.
– Я с вещами, – заявил Глеб, как только мы вошли в квартиру. – В общем, на всю жизнь. Как ты на это смотришь?
– Я в восторге.
– А замуж за меня пойдешь?
– Куда ж деваться, если ты с вещами…
С тех пор мы не расставались. Через месяц поженились, и все это время я была абсолютно счастлива. Теперь, когда былое счастье оказалось утраченным навсегда, эти несколько месяцев представлялись мне самыми невероятными в моей жизни, повторить их никогда и ни с кем невозможно, и от этого мое горе казалось мне безграничным, а дальнейшая жизнь никчемной.
Утро опять выдалось солнечным, и это причиняло почти физическую боль, казалось, мне стало бы легче, погрузись весь мир в беспросветную мглу. Позвонила Светлана.
– Полинька, я заеду через полчаса.
Я безразлично буркнула:
– Конечно.
Она приехала и, взглянув на меня, заплакала.
– Поля, так нельзя, надо держаться. Тебе ни в коем случае не следует оставаться одной…