И вот на днях – строевой смотр. Стою в итальянских. Все в черных, а я сверкаю итальянским лаком. Готовлюсь привычно ныть: служу, мол, недавно, не выдали… Но прогуливающийся по плацу майор Мартынюк, замещающий сейчас Шелеста, внезапно направляется прямо ко мне. Зайчик, что ли, от итальянского лака попал ему в глаз?

Мартынюк останавливается передо мной, плешивый коротышка в мундире мешком. На кончике моего языка трепещут привычные оправдания, но он ничего не спрашивает, он смотрит на меня ледяными глазами и цедит:

– Чтобы этих ботинок я больше не видел.

– Не выдали, – затягиваю я песню двухгодичника.

– Ему не выдали, он…, – подскакивает перепуганный Барабаш.

Мартынюк на Барабаша внимания не обращает:

– Вы сколько получаете? А?! Купить и доложить послезавтра!

Пришлось ехать в поселок, разоряться. Докладывать не пошел, конечно, но на следующий день чувствовал себя полноценным.

– Петров, ишь, какие ботинки себе отхватил! Рублей пятнадцать, небось? – засмеялся Филиппов: я сидел в курилке и небрежно болтал ногами.

– Десять! – с гордостью ответил я.

Катится месяц июнь, заканчивается долгий переходный процесс акклиматизации. Процесс сей был бурен, амплитуды максимумов и минимумов велики. Будем считать, что заканчивается. Так спокойнее.

9 августа 1972 года

Плохое настроение сегодня. Во-первых, получил обходной и уходит Митяев. Он свое отдал, мне еще предстоит.

Во-вторых, в приказном порядке собрали деньги на похороны генерала, заместителю командующего армией, разбившемуся на днях на МИГ-17.С офицеров по два рубля, с прапорщиков по рублю. И это со всей армии. В-третьих, утренняя зарядка. Объявили: купание закончилось, начинаются разные перекладины, бега и прочее. А это значит, что воспитание личного состава будет начинаться теперь с самого утра. И точно, командир третьего отряда капитан Шустрин уже ободряет подчиненных возле турника:

– Висишь, как мешок с дерьмом. Живей, живей! Жену, наверно, тоже так …?

Подчиненные молчат, пыхтят, карабкаются на перекладину. Усердия на то, чтобы подтянуться хотя бы пару раз, у них должно хватить.

Раньше к институтскому значку, «поплавку», я относился спокойно, даже безразлично. Подумаешь, высшее образование!.. Никогда не стал бы в Москве носить «поплавок».

Здесь же «поплавок» превращается в своего рода символ. В знак качества. В визитную карточку «двухгодичника». Им гордишься, ей Богу. О нем не забываешь. Он и впрямь – поплавок, спасательный круг. Он не дает утонуть в этом болоте.

Прощаясь, спросил Митяева:

– А если бы предложили тебе должность инженера полка, остался бы?

– Нет. – Спокойно, как о давно и бесповоротно решенном.

В самом деле: инженер полка по нашей специальности – майор. Подполковники, полковники тем паче, единицами представлены в штабах, а в основном – в крупных городах, в НИИ, в учебных заведениях. А в строевых частях, хоть тресни, майор. Знать, что годам к 45-ти дослужишься до майора, уйдешь себе на пенсию, ища на гражданке доли попроще, и остаться? Есть ли смысл? Чтобы делать военную карьеру, нужно иметь доброго и влиятельного дядю. Как говорится, с волосатой лапой.

Вот Чубик, командир Смольникова, стал начальником группы в Технико-эксплуатационной части, ТЭЧ. Это должность капитанская. Так что Чубик достиг заветной цели… и потолка. Еще лет семь будет он носить на плечах четыре звезды. А потом поедет в Чернигов, утешаясь тем, что на парадном мундире его, который он, скорее всего, больше никогда не наденет, сияет майорская звезда. И будет майор запаса Чубик ловить в Десне рыбу и продавать в киоске газеты.