Осирис открыл нам дверь совершенно голым, что давало мне призрачно-туманную надежду на то, что мы сумеем договорится – я тоже люблю ходить по квартире и открывать дверь незнакомым людям в обнажённом виде. Однако настораживало то, что супруг и брат был чудовищно волосат и видимо был не в курсе, что в приличном обществе прибегают к помощи станка, электробритвы, триммера, машинки для стрижки волос, опасной бритвы (как ваш покорный) для удаления волос на лобке (обсуждать здесь несколько видов эпиляции и депиляции, мы, конечно, не будем). При этом Осирис был гладко для вечера выбрит лицом.

– Я поразила его в самое сердце, – кивнула на меня Изюля, отвечая на немой вопрос шерстистого супружника. О том, что я нанёс ответное туше, она умолчала.

Волосатый Осирис нас недоверчиво пропустил.

– Где-то я тебя видел, – сказал он мне, когда мы основательно бухнули и незначительно закусили.

– Лобком к лобку лобка не почесать! – отозвался я неопределённо и невольно покосился на его ветхозаветный куст.

– Ты из какого-то шоу, – заявил он.

Мне пришлось уверить его, что я, конечно же, ебанутый, как легко догадалась ранее его жена-сестрица, но до такой кондиции ещё не дошёл. Выпили ещё, за здоровье. После того, как вся амброзия закончилась (водяру я уговорил быстро и помог божественной чете с портухой и вермутярой), мне не оставалось ничего иного, кроме как прикинуться Амоном-Ра и совершить чреду обрядовых манипуляций. И это – конец истории.

– Хотелось бы услышать подробное описание религиозных обрядов, – чопорно заявила г-жа Райская. – Постановка тел, использование предметов культа.

– Подробнее не могу, потому как к тому моменту ужрался в хлам и ни хуя не помню, – признался древний ёбгиптянин.

После того, как выпили за здоровье Амона, отождествляемого с верховным богом Ра, настал черёд для рассказа действительного статского советника, отождествляемого с горцем и стареющим Эдрианом Полом.

Он сидел на толстом поваленном дереве у кромки воды и задумчиво, неотрывно созерцал море. Древесина была отполирована солёной водой и солнцем и стала гладкой и блестящей. Воздух был насыщен запахом соли и водорослей. Густо-оранжевое солнце клонилось к закату, окрашивая могучие кучевые облака в какой-то фантастический, нереальный цвет. Крупные жирные чайки медленно кружились над тихой водой и противно, пронзительно каркали.

Подошла какая-то девушка и села на дерево рядом.

– Привет, – сказала она.

– Добрый вечер, – отозвался он, даже не взглянув на неё.

– Я Маша.

– Гесиод.

– Что Гесиод? – не поняла девушка.

– Так меня зовут – Гесиод, – пояснил юноша.

– А. Странное имя.

– Да. Родители так неудачно пошутили.

– А кто это такой? – спросила она.

– Поэт. Древнегреческий, – ответил он.

– И как живётся с таким именем?

– Не хуже, не лучше, чем с обычным.

– Ясно, – сказала девушка и почему-то вздохнула. – Что делаешь?

– Созерцаю море, наслаждаюсь одиночеством, думаю, – сказал юноша.

– И о чём думаешь, Гесиод?

– О жизни. О смерти. О себе в этом мире.

– Ясно, – сказала девушка. – А меня только что парень бросил.

– Сожалею, – сказал юноша.

– Полтора года встречались, и вот на тебе. А я его любила.

– А теперь уже не любишь?

– Не знаю даже. Мне кажется, что уже нет.

Они долго молчали.

– Потрахаться не хочешь? – спросила она наконец.

– С кем?

– Со Скарлетт Йохансон, – сказала она и прыснула со смеху. – Со мной, с кем же ещё?

Гесиод в первый раз посмотрел на девушку, секунды три, не больше.

– Только что рассталась с любимым и сразу же хочешь отдаться первому встречному? – спросил он.

– Ага.

– Это странно.

– Ничего странного. Хочу отомстить.