– Ты с Корнюшем поосторожней, он мужик хитрый и опасный, а с Николаевым тебе не обломится, он под крышей замполита части. Давай вот что, мне тоже на дембель этой осенью, а продсклад штука тонкая, на это место любого не поставят. Я договорюсь, поработаешь пока у меня, биография у тебя подходящая, а там посмотрим, если получится – быть тебе начпродскладом.

– Боюсь, командир части, будет против, меня ж как художника взяли в четвертую роту.

– Бочкарева я беру на себя, – уверенно.

Оказалось, что Шиян, как член КПСС, был членом парткома части, а в партии, чины и звания военные были не на первом месте.

Мы проговорили с Шияном часа два. Я рассказал о себе, он о части, ху из ху, так сказать. Я забыл отнести консервы Николаеву, я забыл всё, я увидел следующую цель, некую перспективу. К вечеру на продскладе собрались и другие ребята из хозвзвода: старший повар Ахунов из Узбекистана, начвещсклад, водитель хлебовозки приехал с двумя бутылками вина. Шиян знакомил меня с ними, как с равными, мы выпили, я старался быть осторожным – по информации Шияна, Корнюш полностью непьющий, наверное, единственный непьющий прапорщик в части, а может и во всей армии советской. Вместе с этой компанией я и пришел в роту. В роте было полно людей. Я встретил Войновского на улице, в курилке.

– Я попал в бригаду УПТК – Участок промышленно-технологической комплектации, то есть снабжение строек, командир бригады Алик Кимельдинов, сержант, казах. Что классно, что мы работаем не на стройке, а в Одессе на жэдэ станции Кулиндорово, разгружаем вагоны. Ну, а ты как?

– Кошмар, Серый! Весь день, как не пришей кобыле хвост. Время тянется – день за два. Прапор меня ладит под себя, но мне неуютно. Не хочу я теплых мест. Как бы я хотел к вам в бригаду…

– Ну, к нам не попасть. Сам Бочкарев следит, кто работает в УПТК, – сказано с лёгкой гордостью. – Среди нас есть экспедиторы, это те, кто вообще свободно разъезжает по всей Одессе, по разным там заводам и складам, их, кстати, сразу видно, они всё время в парадках ходят. А остальные на разгрузке вагонов, но тоже вне части или стройки. Свобода! Поэтому и подбор соответствующий. Меня, как музыканта, Петя Карагенов порекомендовал, он тоже там и Леня Райнов с нами, еще кореец один с нашего призыва, тоже музыкант.

– Да, вам везет, а тут хоть действительно вешайся. Брожу по части, как верблюд по пустыне – песок сторожу, не знаю, что ещё такого полезного сделать.

Вечером было всё как обычно: ужин, ленкомната, вечерняя проверка, отбой. Замерли.

– Не поняль!!! Салябоны подъем! – не крик даже, а визг. Мы повскакивали с коек, в голове билось одно – это, наверное, долгожданный, страшный Сапог. Ну вот оно и пришло, как в песне «большое как глоток, – мгновение, мгновение, мгновение…»

– Стройся, блат, в трусах на взлётка!

Мы строились, перед строем вышагивал низенький коренастый парень с простоватым, круглым плоским лицом и расставленными в стороны, как крылья, руками. Маленькие глазки были посажены очень глубоко. За исключением слова «блат», речь его изобиловала очень мягким «л», в падежах он плыл свободным стилем.

– Охуель, салябоны? Хто посляль дедушка Камбаля нахуй? Кто такой Карева? Выйти из строй!

Из строя вышел совершенно спокойный Юра Карев, в четвертую он попал, как водитель самосвала с пятилетним стажем. Впечатление производило его мускулистое, сухое тело, с настоящими регалками^>43 на плечах и ключицах. Колючесть этого человека читалась легко и определенно.

– Ушель канцелярия, – не смутился Сапог, Юра спокойно пошел в сторону канцелярии роты.

– Кто такая Балясная? Выйти из строй! Почему койка на заправиль, как дедушка сказаль? Что дедушка за тебя пиздячить будет? Охуель, салябон?