3) Кантакузин имел случай еще раз возобновить свое предложение в 1367 г., встретившись – уже монахом, но по-прежнему очень влиятельным в Византии лицом – с другим папским легатом, Павлом, который был поставлен латинянами на патриаршую константинопольскую кафедру. Почти в тех же выражениях, что и в 1350 г., он вновь отвергал идею союза, навязанного императорским указом, говорил о необходимости свободного богословского обсуждения доктринальных разногласий и, очень знаменательно, делал ударение на необходимости вполне представительного собора. Признавая, что «пентархическое» представительство недостаточно – ибо власть восточных патриархов стала чисто номинальной, – он настаивал на присутствии не только всех митрополитов Вселенского патриархата, включая «отдаленные» митрополии Руси, Трапезунда, Алании и Зехии, но также и Грузинского католикоса, Тырновского патриарха и «архиепископа» Сербии[334]. Вновь переговоры предвосхищает настойчивая мысль о том, что собор должен быть проведен либо в Константинополе, либо в ином городе «где-нибудь на побережье». Предложения Кантакузина 1367 г. совпадали с драматическими обстоятельствами: его зять император Иоанн V Палеолог только что вернулся из безуспешной и унизительной поездки в Венгрию, где просил о военной помощи и где ему жестко отказали до тех пор, пока он не перейдет в латинскую веру. Консервативная партия, паламитский епископат Византийской Церкви, возглавляемый патриархом Филофеем, вполне поддерживал идею собора. Сохранилось послание Филофея архиепископу Охридскому, в котором он приглашает его на собор и излагает свои планы так:

Однако предложение вновь натолкнулось на non-possumus[336] Урбана V, выраженное в послании, адресованном императору, патриарху и другим византийским сановникам и призывающем к безусловной «покорности» Риму.

4) «Великая схизма» Запада (1378–1417) радикально изменила правила игры. Теперь виднейшие представители Восточной Церкви возлагали на объединительный собор еще больше надежд, чем раньше. Например, нам известна попытка, предпринятая в 1396 г. митрополитом Киевским и всея Руси Киприаном. Болгарин родом, свт. Киприан принадлежал к тесному кругу сподвижников патриарха Филофея и был близким другом последнего Тырновского патриарха свт. Евфимия. После многих злоключений, сопряженных с превратностями византийской церковной дипломатии в Восточной Европе, он занял Киевский престол, объединив под своей властью все русские епархии, как в Московском княжестве, так и в Польско-Литовских землях. Имея постоянную резиденцию в Москве, он часто посещал «западные» области митрополии и был «большим другом» (φίλος πολύς)польского короля Ягайло, несмотря на переход последнего из православия в римско-католическую веру (1386)[337]. Не приходится сомневаться, что в этих областях, все еще называемых в Византии «Русью», которыми управлял король-католик и сторонник концилиаризма, где население по большей части исповедовало православие, – Киприан совместно с королем Ягайло вынашивал планы созвать собор. На этот раз окрик последовал из Константинополя, от патриарха Антония: в посланиях к Киприану и к королю Антоний называл проект неуместным и требовал военной помощи[338]. Но идея Киприана была отброшена не сразу. Другой – неканонический – митрополит Киевский, Григорий Цамблак[339], посетил в 1418 г. собор в Констанце и был с почестями принят папой Мартином V, но и он требовал, чтобы в переговорах об объединении участвовали представители всех Церквей Востока