– У Грегина? – без какого-либо пиетета переспросил Смарагд. – Не отпрыск ли это старого Шток-Дебра? Ясноглазый, черноволосый; остроумец и весельчак. В наше время сей юный кудесник подавал большие надежды.

– Скорее всего, да, вы говорите о нём. Ведь он же Шток-Дебр, – проговорил сын Ратибора, с трудом пытаясь представить себе Грегина весельчаком-брюнетом.

– А Кар-Ждон? – опять поинтересовался кобольд.

– Тоже в Ордене.

– И Орден, значит, на месте… – как бы с удивлением пробормотал князь духов.

«Что ж ему сделается?», – подумал Святополк, а вслух произнёс:

– Да, много воды утекло, но есть вещи, которым время не страшно. Вот и фиосинисты…

– 4 —

А время, и впрямь, утекало. И птицей летевший всадник, скоро начал осознавать, что спешка уже ни к чему. И как ни мчись, а сегодня добраться до сторожки калугеров не выйдет. А оттого место для ночлега следует выбирать где-нибудь перед лесом.

Малость умерив прыть Ветролёта, Святополк направил его по тропке, уходящей вправо. Там, верстах в двадцати, где степь небольшим полуостровом вдавалась в Безымянный лес, стояла деревенька с прозванием Ромашкины Горки. И молодой витязь весьма надеялся, что не могут там – среди ромашек – прятаться клацающие зубами вурдалаки.

В общем, к тому моменту, когда бледное солнце скрылось за тёмной стеной деревьев, Святополк въехал в улицу, с обеих сторон обрамлённую ладными мазаными домиками. Село, а точнее, хуторок здорово напоминал Липки, только избы колдуна Ма-ара тут, естественно, не наблюдалось.

– Сударыня, – окликнул сын Ратибора юную поселянку, резво семенящую с коромыслом, не зная наверное, каковы местные обычаи, но, подумав, что худа от столь выспреннего обращения не будет.

Та улыбнулась, порозовела.

– Да какая из меня сударыня? – чуть нараспев проговорила она. – У нас тут принято «сестра» говорить.

– А я, значит, «брат» получаюсь? – поинтересовался Святополк, найдя местную привычку не совсем понятной, но вполне милой.

– Правильно. «Брат», – кивнула девушка.

– И как же тебя зовут, сестра?

– Дубравка.

– Красиво, – поговорил молодой князь. —А я – Святополк… А скажи-ка, Дубравка, где мне найти ночлега? А то в лес соваться, на ночь глядя, как-то не хочется. Я, если надо, оплатить сразу могу, – добавил он.

– Никто тут с тебя денег не возьмёт, – сказала «сестра» – Мы людям за просто так помогаем.

Определённо, ромашкогоркинские обычаи начинали нравиться Святополку всё больше. А уж Дубравка… И сказать нечего – прелесть как хороша!

Внутри молодого князя здесь же кто-то сердито заворочался и заворчал: «Э, княже, а как же Меленора?» – «А я что? – ответил сам себе витязь, – Я – ничего. Ты ещё б про Мартинку вспомнил… Просто отметил, как факт: девушка красивая. И всё. А Меленора – совсем другое дело».

Утихомирив таким образом ехидную совесть, Святополк, не долго думая, напросился на ночёвку к Дубравке, предварительно выяснив, что жениха у неё пока нет (при этом в воображении тут же нарисовался образ свирепого и, почему-то, чернобрового детины с пудовыми кулаками), и что родители ничего против не скажут.

По пути к дому (князь всё порывался понести коромысло, да она не отдала), а так же за ужином – в светлой ухоженной комнатке – выяснилось немало разного и интересного. И главное то, что все жители хутора верят непререкаемо в скорое рождение сына Триединого, что Святополка чрезвычайно заинтересовало, ведь об этом упомянул Манфред на смертном одре. Но, увы, много от местных выведать не удалось. Они и сами почти ничего не знали. Приходили, мол, волхвы, рассказывали, что, дескать, «скоро уже – может, через год – появится Сын Божий – Спаситель. Сперва, правда, Змеиная Звезда, а может, Лягушачья… чудодеи её по-разному нарекали, пролетит туда да обратно – вокруг солнышка обернётся и сгинет на почти навсегда. А после уж наша на небе явится – Звезда Ясная. А случится чудесное рождение Сына в жаркой и далёкой Палесте, где Чёрный континент с Северным (ну, то есть, с нашим) смыкается. И поэтому все мы – человеки – должны друг другу помогать и мзду за это не брать. А когда Это произойдёт – люди станут между собой, как родные, и наступит повсесветное благоденствие да сплошное счастье. Потому и именовать каждого следует, вплоть до вовсе незнакомых, «брат» и «сестра».