Но словно током – господи еси – ударило: прорезалось шасси, взрыхлило пелену рычащим плугом.

Она вот так и шла: в руке – рука. Аэродром —пустыня ледяная. Впустив их, вновь сомкнулись облака над городом, где жизнь течет иная, а тоже – выси, пастбища, река. Но притяженья сила такова, что хлястик отлетел от рукава, когда любила, рук не расцепляя.

Любовь легка, и быстры на подъем ее ворсинки, запахи, соцветье! Но мы не в небе, в небыли живем, полуночной. Пройдет тысячелетье, пока они не встретятся живьем.

О, я клянусь, любовь была, была! Она по небу полому плыла. Им потому и выпало бессмертье…

«Фундуклеевка стояла на урановом плато…»

Фундуклеевка стояла на урановом плато.
Вот с тех пор-то и пошли у нас в роду незнамо кто.
То уроды, то пьянчужки, то поэты, то шиза.
Уж казалось бы в Москву перебрались, и гены – за.
Древо наше подкосилось, корневища сожжены.
То у мужа импотенция, то спайки у жены.
Все бесплодны, все безмозглы, все на сторону глядят,
Умирают во младенчестве и в старости чудят.
А случись какое чудо – сыновей не признают.
Матерей-то не жалеют, на отцов помои льют.
Умирают в одиночестве, рождаются в толпе.
Словом, братцы, радиация, в натуре, и т. п.
А бывает, выйдешь в поле или, скажем, в лес какой,
Всю-то дурость на мгновение снимает, как рукой.
И тогда-то вот несчастье, и тогда-то вот беда:
Всею шкурой ощущаешь, кабы не уран тогда,
Как бы можно было б эту жизнь отпраздновать всерьез!
И… обидно…так обидно…ну обидно же до слез!

Отдельные места из письма Санта Клаусу

Миленький добренький щедренький Санта Клаус!
Пожалуйста, пусть здесь окажется доктор Хаус!
Не мечтаю я ни о богачах, ни о красавцах.
Повернута на мерзавцах…
Скажи ему, что у меня диагноз…
                                               в общем, будет чем насладиться:
Если вижу мерзавца, не могу не влюбиться.
Хроменький, он войдет в прихожую, в январском дыму.
А я ему обойму.
По-русски его защищу от американских гадин,
Не понимающих, как он, в сущности, травояден,
Я по щетине его проведу рукою: вжить-вжить.
И станем мы жить.
Он меня подлечит, я его исцелю по полной.
Он у меня забегает лучше российской футбольной сборной.
Миленький Санта, в России нас лечит – бег.
Побежит и Грэг.
Как же я люблю его подначки, его примочки,
Эти его ночевки в морге, просверленные височки,
Внезапные вырывания капельниц из вен и кровавый пот.
Как заводит это простой народ.
Как не хватает этого в жизни обычной бабы.
Лимфомы, бластомы, почки, мозги. Хотя бы
Взять шестой сезон, где Хаус вскрывает себе бедро.
От него исходит добро!
Санта Клаус, познакомь меня с этим мужчиной.
Знаю, Хаус меня полюбит со всей моей мертвичиной,
Вскроет брюшину, пройдется по мозжечку.
Сохну я по этому мужичку.
Сдохну, если не увижу его на Рождество или на Новый год.
Всё отдам за его диагностику и подход:
Кровь менять – меняй, вскрывай черепную коробку.
                                                                                   Блажь, но
После этого ж и умирать не страшно.

21 января

В Мавзолее праздник, годовщина, так сказать.
                                                               Январь. И нетопырь,
мумия в костюме, как мужчина, ждет меня,
                                                               как женщину, на пир.
Тридцать лет и три неполных года я жила с ним,
                                                                           думала что он
вечен, что вокруг и есть свобода, детство,
                                                  юность, комсомольский гон.
Было мне задорно и престижно,
                                                 что среди номенклатуры всей