– Ваша ситуация очень тяжелая, поэтому самое лучшее – признать вину.
Юн был не на шутку испуган, но еще не сошел с ума. Ощущения его не подвели, они пытаются сбросить вину на него. Тоже мне, нашли крайнего… Они могли отыграться на любом слуге, так почему подвернулся именно он. Кникен не видел с его стороны ничего, кроме помощи. А девушки? Разве был кто-то еще, настолько искренне переживавший за них?
– Почему вы изменили свою позицию? Неужели господин Кникен поверил во всю эту ложь? Я не чудовище!
Защитник посмотрел на него с легким презрением.
– Я не разговаривал больше с вашим хозяином. Но уже гораздо раньше он пришел к выводу, что заключение должно пойти только на пользу.
Юн убрал со лба взмокшие волосы:
– Что? На пользу? Мне?
– Господин Кникен ознакомился с результатами расследования, и они неутешительны для вас.
Юн притих, а потом снова резко посмотрел на защитника.
– И что? Разве существуют сведения, способные опорочить меня? Невиновность или есть, или ее нет. Все остальное просто фантазии вашей братии.
Юн уже не пытался казаться вежливым и благоразумным. Ситуация выходила из-под контроля, и ловушка закрывалась все прочнее.
– Все данные говорят о вашем присутствии на местах убийства. Что вы там делали?
Какие дурацкие вопросы… Неужели он похож на убийцу, которому невозможно верить? Этим людям много раз говорили, почему он там оказался, но вопросы тупо повторяются. Желают сбить с толку? Невозможно, он ничего не скрывает. Нет, он может поверить, что такие вопросы исходят от Хранителей, но только не от человека, призванного помогать.
– Пытаться защитить девушек, разве это преступление?
Представитель Кникена хитро улыбнулся. В изгибе его тонких губ скользила издевка:
– Защитить? Это, конечно, вариант, когда есть от кого защищать. Но всем кажется странной такая сильная вовлеченность в преступления.
Юн натыкался на стену, пытаясь понять этого человека. Он почти физически не мог пробиться через отторжение официального гостя.
– Просто так получилось, я находился неподалеку.
– Как интересно…Юн, давайте не будем паясничать. Ваши поступки, а также следы на местах убийства неоспоримы. Естественно, я отказываюсь от защиты и сделаю все, что в моих силах, чтобы вы получили по заслугам.
Юн отшатнулся.
Какой-то бред. Как можно обвинить его в такой жестокости? Они все ума лишились там? А Тома, почему ей не удается ничего объяснить?
– Я этого не делал… Как я могу это доказать? Как?
– Я хочу, чтобы вы признались. Хозяин возлагал на вас большие надежды, доверял управление домом. После такого предательства нужно рассказать обо всем и не издеваться над господином Кникеном дальше.
Юн пропустил монолог мимо ушей, думая о своем:
– А госпожа Тома? Что она? Тома тоже думает, что я – преступник и заслуживаю только тюрьмы или чего похуже? Она не может поверить во все это.
Защитник засмеялся, как же мерзко звучало тихое хихиканье в полной тишине.
– Я не был бы так уверен.
Юн развернулся. Наручники мешали ему выразить бушующие внутри эмоции.
– Ты что-то знаешь? Что она сказала?
– Странный интерес для обвиняемого. Ничего не произошло. Пока. Я рад, что вас вовремя задержали, и госпожа Тома не стала добычей убийцы. Уверен, силки уже её поджидали.
Он не понимает или притворяется? Как можно не осознавать, что убийца никуда не исчез, и он там, может появиться в любой момент.
– Настоящий преступник на свободе и Томе грозит опасность!
Но защитник уже уходил. Услышав крик Юна, он с легкой усмешкой обернулся:
– Что-то мне подсказывает, ничего больше им не угрожает.
Наконец-то она осталась одна. Солель подошла к окну и распахнула его створки. Деревянные окна раскрылись, и она только сейчас осознала, что оказалась в старинном заброшенном поместье. А за ним молча высился огромный сад, заросший большими деревьями и дурманящими россыпями цветов. Какие красивые лианы плетутся по каменным стенам и манят взгляд все дальше и дальше, на самую вершину крыши. Как божественно красиво… Покой и радость от простого созерцания. Солель не хотела ничего. Движение, борьба, обиды… Только здесь можно обо всем забыть, навсегда погрузившись в цветочную иллюзию.