Собравшись в школе и получив распределение, с кем нести плакаты, мы рассаживались по машинам и автобусам, чтобы добраться до центра города Октябрьска. С песнями и криками, с ветерком и немного морозом (в этот день уже лежал снег и было морозно) мы не заметили, как доехали до места. Выгрузившись и прихватив транспаранты, каждый, либо в одиночку, либо в паре, шел к месту сбора школы – между кинотеатром «Мир» и ДК Железнодорожников. Люди как муравьи стекались в одно место, двигаясь со всех направлений, и на белом свежем снегу было четко видно черные или темные тона людской одежды и зданий и красное зарево флагов и транспарантов. Белое, Черное и Красное. Заменяем Черное на Синее с синего неба. Получаем Белое, Синее и Красное.

Белое, Синее, Красное – российский триколор. Ну это так – чисто мое отступление, так как до триколора было еще более 10 лет.

Дурачась, кидаясь снежками и толкаясь, мы с друзьями из класса и с моего двора быстро добрались до места. А наро-о-оду – тьма. Как будто весь город вышел на улицу. А ведь было кому выйти-то – 10—12 школ, 1 ГПТУ и масса больших и средних предприятий – ДОК, ЖД депо, завод металлоконструкций, нефтебаза, швейная фабрика, больницы, кинотеатры и так далее, и так далее, ну и конечно городское начальство во главе с партийным. Река народа. Хоть было холодно, но все равно в одной массе чувствовалось тепло, все улыбались, шутили. Мы, простояв около часа и продвинувшись метров на двести, уже продрогли в своих, не по-зимнему, одежонках. То и дело бегали в близстоящие дома греться в подъездах.

Тут среди моих друзей прошел слух, кто-то сходил куда-то и принес портвейна пару бутылок. Где он это достал в праздник, никто не знал, но для нас это была маленькая радость (вот такое было наше детство, рано начинали пить, курить). Хлебнув украдкой из горлышка эту мерзкую жидкость, мы сразу ободрились, и, посмотрев в окно, где там наша школа, и убедившись, что еще нескоро нам до прохождения перед трибуной, мы маленькой шайкой пацанов побежали на горку кататься. Уже кто-то накатал узкую ледовую полоску, ухитрившись это сделать на ступеньках в парке ДК, которые занесло снегом, и ступенек-то не было видно, просто угадывались. Они довольно высоко поднимались вверх, в гору. По бокам ступенек шли кирпичные перила в полметра высотой с мраморными плитами на них. Мы летали с самого верха, стоя на ногах, падая и на спине, на животе скользили вниз. Крик, гам, ругань. Всем хочется проехать «круче» всех. На одном таком заходе я упал кубарем и, переворачиваясь, ударился левой щиколоткой о мраморную плиту.

«Ой б…я!» – вскрикнул я, растирая ушибленное место.

Пролежал на снегу минуты три, встал и попробовал наступить на ногу. Тупая боль пронзила ногу, но через некоторое время я смог с помощью друзей передвигаться, а через минут десять вообще смог идти. Как раз к этому времени мы увидели, что школа вот-вот вступит на площадь, и поэтому пришлось бежать, а мне прихрамывая.

Держа транспарант над головой и крича «Ура-а-а-а-а-а!», я вместе со всеми в школьной колонне прошелся перед трибуной, городской версией мавзолея, где, махая нам руками, стояли наши местные вожди – вожди краснокожих, а вернее красноРожих (не в обиду будет сказано). Все приняли по чуть-чуть (и даже мы), а им-то тоже не грех, им-то всех труднее работалось. Интересно, а что они попивали? Никак коньячок какой-нибудь заморский.

Торжественный проход занял всего 5—10 минут, но зато простояли часа три, прождали этого долгожданного момента. Сразу же за трибунами колонны школ, заводов и других учреждений рассыпались в разные стороны, волоча за собой плакаты, и быстрее возвращались к машинам, автобусам, чтобы сдать инвентарь (так уже это все называлось после парада), идти и продолжать праздновать.