– А я тебя.

– Жень, мне иногда кажется, что так хорошо быть не может, не положено. Понимаешь? Я боюсь, вдруг это все не заслужено. И рано или поздно счастье уйдет. Я не знаю тогда, что со мной будет. Я сойду с ума.

– Все будет хорошо. Я очень тебя люблю.

– Что если однажды я проснусь, а тебя не будет рядом? Я правда не знаю, что буду без тебя делать.

– Марин, ничего не бойся, я всегда буду с тобой.

Она сильнее прижалась ко мне. Все так взаимно, так правильно и славно складывалось, что я сам себе не верил.

– Жень, я увидела рядом с тобой свое будущее. Я столько раз ловила себя на мысли, что хочу от тебя детей.

Наверное, это самая сильная фраза, которая может звучать из уст девушки, тем более такой молодой.

– Я уже давно об этом мечтаю, – тихо сказал я.

– Не знаю почему, но у меня тревожное чувство. Камень на сердце.

– Родная, не нужно ничего бояться, – сказал я, крепче прижимая ее к себе.

Мы молчали. Чай, который заваривали по приходу на кухню, медленно остывал. На плечо, между шеей и футболкой, что-то капнуло. Я поднял лицо вверх, и на щеку мне упала еще одна капля. Слезы ручьями катились по Марининым щекам. А глаза блестели, полные счастьем, трепетом и надеждой.

На следующий день мы проспали до обеда, потому что заснули только под утро. Так приятно с ней просыпаться. Валяемся в кровати, так лень вставать, но уже скоро 12 часов, дел полно, поэтому подниматься с кровати становится необходимостью. Ей нужно рисовать, мне нужно писать. Писатель и художник – идеальный тандем, не правда ли? Марина проснулась первая и решила будить меня, зная, насколько трудно это сделать.

– Жень, вставай. Тебе нужно работать.

– Да, встаю, – ответил я и отвернулся на другой бок.

Прошло 5 минут. Марина уже оделась, умылась, окончательно проснулась, и теперь ее задача состояла в том, чтобы поднять меня с постели.

– Вставай, а то так весь день проспишь.

– Да, да, встаю, – сказал я и устроился поудобнее.

Прошло еще 5 минут. Она уже сидела надо мной на кровати.

– Женя, вставай, твою мать! – сказала она и сунула палец мне под мышку, чтобы я проснулся.

Я непроизвольно хохотнул и укутался в одеяло получше. Она прекрасно знает, что я до безумия боюсь щекотки. Этот палец был всего лишь предупреждением. Дальше – хуже.

– То есть вставать ты не собираешься. Правильно?

– Не-а, – уже откровенно ответил я, задрапированный с головы до ног в одеяло.

– Нет, ты в конец обнаглел!

С этими словами она напрыгнула на меня, сдернула одеяло и начала безжалостно щекотать.

– Неизвестно еще, кто боится щекотки больше – я или ты, – сказал я.

Зная, что она тоже жутко боится щекотки, я ей ответил тем же.

На этот раз она сдалась первая. И как только собралась ретироваться с поля боя, в последний момент я успел поймать ее за ногу так, что мы оба свалились на край кровати. Я щекотал ее, она меня. Смеясь до боли в скулах, мы продолжали мучать друг друга. Все дело кончилось тем, что оба упали с кровати на пол и там продолжали безудержно смеяться. Отлежавшись на полу и немного успокоившись, я ее поцеловал, а потом, отдышавшись, пошел одеваться, умываться, готовиться к новому трудовому дню.

15.01.2011

Когда приходил с учебы домой, проводил с Мариной немного времени. Сразу садился писать, продолжал изучать это дело. К великому моему разочарованию писательство оказалось не таким интересным занятием, как я себе представлял в самом начале. Может быть, таланта у меня не было, или подход неверный я выбрал, или, возможно, писать – удел стариков и фанатиков. А возможно, писательство – тоже непростая работа, которая только со стороны может показаться праздной, но любая работа прежде всего труд, даже если ты водишь ручкой по бумаге. К фанатикам я себя отнести не мог. Фанатизм, присутствующий при первых моих литературных шагах, постепенно пропадал. То, от чего я так резко и необдуманно сбежал, вернулось ко мне с новой силой. Я бежал от тоски, от серости жизни, от скуки и монотонности, но, сделав огромный крюк, вернулся на исходную позицию, словно побитая, уставшая собака. Я хотел чего-то другого, чего-то особенного. Но что именно мне было нужно – я не знал. Один ли я такой, который ищет то, что сам не знает? Может быть, я уже имею то, что всегда так желал получить? Но я не знаю, то ли это на самом деле. Что мне нужно было делать? Как узнать? Прекратить или продолжать поиски? Жадность ли это, когда не можешь остановиться в поисках своего счастья? Слабость ли это, когда бросаешь попытки отыскать свое «Я» и довольствуешься тем, что выпало?