Заходит медсестра Людмила из здравпункта – полноватая женщина с короткой стрижкой. Она смотрит на меня внимательно и спрашивает мягким голосом:

«Что тут у нас?»

Объясняю подробно, что случилось несколько минут назад, умолчав, разумеется, о ссоре с Владленом. Затем я говорю Онорину:

«Вы можете уже ехать. Спасибо!»

И он действительно направляется к выходу. Фарбер же не трогается с места.

«Ты идешь?» – спрашивает Онорин, но Фарбер не отвечает.

Людмила надевает на меня тонометр, и в это время я поднимаю голову вверх, чтобы, наконец, посмотреть на Фарбера. Его лицо задумчиво и сосредоточено, словно он пытается решить в голове непростую задачку, и качает головой, отвечая на вопрос.

«Давай подождем», – говорит он, и Онорин послушно присаживается на свободный стул.

«Так, давление восемьдесят на пятьдесят, – сообщает медсестра, – я тебе сейчас таблеточку дам…»

«Сколько?! – переспрашивает Онорин очень эмоционально. – С таким разве живут?»

«Я живу, – говорю, но, подумав, добавляю: – ну, как могу».

Давление у меня почти всегда пониженное, выше девяноста на шестьдесят оно поднимается только после третьей или четвертой чашки кофе, не раньше. Людмила оставляет мне таблетку на столе.

«Если в течение часа не почувствуешь себя лучше, стоит вызвать, скорую помощь».

Основательно напугав меня, она выходит из кабинета, за ней скрывается и Фарбер. Мы с Онориным остаемся наедине, и он присаживается ко мне в кресло. Нет, он на самом деле такой стройный, что мы можем комфортно расположиться здесь, даже не касаясь друг друга. Уловив течение моих мыслей, Онорин усмехается. Думаю, за тридцать пять лет он уже привык к тому, что все говорят о его худобе. И что? Я вот достаточно плотная, если не сказать толстая, а падаю в обмороки.

Возвращается Фарбер со стаканом воды. Поставив его на столик рядом с таблеткой, командует:

«Пей!» – таким тоном, будто я, по его мнению, постараюсь всеми средствами этого избежать.

Таблетка оказывается ничуть не горькой, просто безвкусной, а вода – приятно теплой, так что я выпиваю всё содержимое стакана.

«Полежишь здесь? – спрашивает Онорин. – Мы через полчаса вернемся».

Ответить Фарбер не дает. Он вклинивается в наш разговор непонятной фразой:

«Я так не думаю».

Онорину только плечами пожимать остается.

«Когда, если не секрет, ты ела последний раз?» – спрашивает меня начальник цеха.

«Десять минут назад», – отвечаю я, потому что это действительно так.

«Да? – Фарбер кажется удивленным. – И сколько же ты съела?»

Наш бессмысленный, на первый взгляд, диалог обрастает важным для меня значением в тот момент, когда я вспоминаю, что сегодня я съела лишь пару ложек супа, а вчера – только несколько листов пекинской капусты из салата. Дома же я вообще не ем, потому что ленюсь готовить только для себя.

«Наверное, в последний раз я полноценно питалась в субботу, перед тем, как мы встретились на берегу», – признаюсь я, и мне снова становится стыдно.

Фарбер недовольно цокает языком и бросает Онорину:

«Берем её с собой».

«А она не упадет по дороге?» – в свою очередь, интересуется Витальич.

«Кстати, да, теперь твоя очередь её ловить».

«Поэтому и спрашиваю».

«Не подумайте, что я не благодарна за проявленную заботу, – обращаюсь к обоим своим сопровождающим, когда мы уже оказываемся у ворот, к которым я так стремилась попасть, – но вообще-то меня зовут не „её“ и не „она“. У меня имя есть!»

«Какое?» – спрашивает Фарбер как бы между делом, а Онорин заходится смехом.

«Не важно, – недовольно бурчу я, – Вы всё равно не запомните, оно слишком сложное для Вас».

«О, ну я бы постарался».

Наш обмен колкосстями, судя по всему, доставляет Онорину немалое удовольствие, поэтому он говорит, обращаясь ко мне: