Останавливаюсь, потому что неслась так быстро, что начала задыхаться. Закрыв глаза, я стою посреди длинного коридора, ведущего в наш сектор. Открываю глаза. Голова начинает кружиться. Темные круги перед глазами возникают и исчезают, а затем появляются вновь.

Иду дальше. Нужно выйти на свежий воздух, дабы насытить мозг кислородом. Здесь, в помещении завода слишком душно, но обычно я не высовываюсь на улицу, так как большую часть рабочего времени на мне надет белый халат, а в нем покидать завод нельзя. Хорошо, что перед тем, как пойти в столовую, я его сняла.

Уже находясь у ворот, ощущаю слабость в коленях, как будто недавно переборщила с алкоголем. Темнота перед глазами становится все глубже, как будто уводя меня вслед за собой. Я покачиваюсь, после чего начинаю падать против своей воли, и только что-то крепкое и надежное не дает моему телу рухнуть окончательно.

«Эй, эй, надеюсь, ты умирать не собираешься здесь?»

Голос, который я слышу как будто издалека, интонационно выделяет слово «здесь». Он принадлежит Онорину – это, как оказалось, я могу определить и в полубессознательном состоянии. Начинаю чувствовать легкие удары по щекам, и почти прихожу в себя.

«Повезло, что мы как раз на обед собрались, иначе валятся тебе там неизвестно сколько».

«Вы обедаете? – интересуюсь я тихим-тихим голоском, на какой хватило сил. – Извините, конечно, но по вам не скажешь, что Вы вообще хоть чем-то питаетесь».

Намекаю на, мягко говоря, хрупкое телосложение Онорина. Он сразу понимает, что к чему, и даже, кажется, немного обижается. Точно с закрытыми глазами определить сложно.

«Очень смешно», – произносит Онорин он не без сарказма.

«Было весьма опрометчиво подхватывать её. В противном случае обошлись бы без скабрезностей», – это уже адресовано не мне.

Любопытство берет верх и, несмотря на щемящую боль в висках, я открываю один глаз, чтобы посмотреть, где я оказалась и с кем разговаривает Онорин. Первое, что бросается в глаза – букет белых роз, преподнесенный Никитой. Я, кстати, так и не узнала, как ему удалось проникнуть в кабинет, да и вообще задумалась об этом только сейчас.

Открыв второй глаз, замечаю в кабинете Фарбера. Судя по тому, что сказал Онорин, именно начальник подхватил меня, когда я падала. Весьма благородно с его стороны.

«Извините, – обращаюсь я к Онорину, – я не так уж сильно хотела вас обидеть».

Наше общение всегда напоминает смузи из колкостей и взаимной приязни. Мы оба знаем, что, в случае чего, сможем друг на друга рассчитывать. И сейчас, глядя на лицо Онорина, улыбка на котором вызвана моими словами, начинаю чувствовать себя намного лучше. Пытаюсь даже подняться на ноги, но Витальич останавливает меня:

«Лежи! – приказывает он. – Роберт вызвал Людку из медпункта. Она должна скоро подойти. Посмотрит на тебя, давление померит. Может, укольчик сделает или направление в поликлинику даст».

Одной из главных и для кого-то, наверное, не слишком приятных особенностей общения Онорина с людьми является то, что он всех называет по имени и на «ты». В лаборатории у Никиты работает инженером женщина, которой скоро исполнится семьдесят, так вот Онорин и её называет Лизой. Став свидетельницей этого впервые, не поверила своим ушам. Но, я знаю, многим он нравится, несмотря ни на что, потому что он простой и человечный. Не исключено, что когда-нибудь эти качества сыграют против него.

Фарбер протягивает Онорину подушку, и тот подкладывает её мне под поясницу. Жаль, что у меня в кабинете нет дивана, как у Назарова. Только кресло, в которое меня как раз и положили. Оно очень удобное. На Фарбера я стараюсь не смотреть, потому что чувствую себя неловко: ему тоже пришлось отложить свой обед и возиться тут со мной.