Раньше у нас было много общих тем для разговоров, но теперь все они кажутся бессмысленными. У меня начинает складываться впечатление, что во всем, что есть в жизни, смысла не так уж много, как бы нам хотелось. Часто я представляла себе нашу дальнейшую жизнь с Владленом. Дни, проведенные вместе на работе, вечера, в которые каждый станет заниматься тем, чем ему нравится, и мне сложно представить то, что мы могли бы делать вместе, кроме как смотреть кино, пить чай, есть невкусно приготовленную мной еду и спорить о всякой чепухе. Если строить предположения о том, что именно так бы оно и оказалось, – ничего страшного. Но ведь существуют друзья, эти женщины, которых я презираю. Скандалов мы бы не избежали, а уж если мы начали оскорблять друг друга, то дальше становилось бы гаже и гаже. Неужели любые мои отношения обречены на крах из-за злости, которую я не могу временами сдерживать внутри себя, и она начинает бить через край, задевая каждого, кто оказывается поблизости?

Останавливаю себя в тот момент, когда снова начинаю всхлипывать. Стоило бы, наверное, подняться с кровати и взять в аптечке парочку успокоительных таблеток, принять их и постараться уснуть пусть и не безмятежным, но более крепким, чем ранее ночью, сном. Но лень побеждает меня, и я продолжаю лежать в позе эмбриона и прислушиваться к ходу секундной стрелки на больших советских часах, оставшихся мне от бабушки.

Этот звук убаюкивает меня. Едва закрыв глаза, начинаю видеть странное помещение, напоминающее прежний мой дом – квартиру, в которой я выросла. Эту экспериментальную, но столь привычную для меня планировку, я узнаю из многих других. Никогда не видела квартиры столь уютной. Естественно, я знаю, куда мне идти, и через мгновение оказываюсь в своей комнате, где вся мебель и вещи находятся ровно на тех же местах, на каких я их оставила. Вижу трельяж с большим зеркалом слева от входа, и у меня возникает непреодолимое желание увидеть своё отражение.

Оказывается, я одета в то же платье, в котором была перед сном, да и внешне не сильно изменилась. Но все же отличий от оригинала достаточно для того чтобы я поняла, что сплю и вижу сон. Например, когда я поднимаю правый указательный палец вверх, то замечаю, что на нем золотое колечко, а золото я никогда не носила и не ношу. Моё подсознание дает мне подсказки, и я принимаю их к сведению. Свет в помещении тусклый, и становится не по себе даже в такой родной для меня обстановке. Но настоящий ужас испытываю, когда отражение в зеркале говорит:

«Выпусти меня».

Кричу от охватившего меня страха и, естественно, тут же просыпаюсь. Обхватываю тело руками, чтобы хоть как-то попытаться унять охватившую меня дрожь, но без толку.

Несколько раз мне приходилось слышать свой голос на записи. В основном это были мои декламации стихов известных и не очень поэтов. Но не суть. Важно то, что голос из зеркала явно принадлежал мне, но звучал словно откуда-то со стороны.

«Выпусти меня».

И что это вообще может значить? Я вроде бы не заточена в тюрьме или темнице, на мне нет ни ошейника, ни наручников. То, что мои сны становятся раз от раза все более натуральными, пугает больше всего. Когда ты спишь и не понимаешь, что все происходит не на самом деле, а тебя тем временем пытаются убить или похитить – это один страх. Но когда ты осознаешь, что все нереально, и в то же время слышишь, как что-то или кто-то разговаривает с тобой твоим же голосом – совсем другое. Состояние, в котором я оказалась, когда проснулась, и в котором, пусть и в меньшей степени, нахожусь сейчас – это не испуг даже, а какой-то безудержный, всеобъемлющий ужас, парализующий как изнутри, так и снаружи.