В комнате были люди.

Двое мужчин, точнее, парней, сидели один – в кресле, второй – на диване. Сидели тихо и неподвижно, поэтому я сразу их и не заметила.

Теперь же я окаменела на пороге. Хотелось кричать, звать на помощь, но язык одеревенел от ужаса.

Они поднялись, медленно подошли ко мне. Встали напротив, скрестив руки на груди. Оба крупные, высокие, в чёрной одежде – какой именно я не разглядывала, единственное, что бросилось в глаза – это голубые бахилы у них на ногах, такие, какие надевают в больнице. Оба коротко стриженные, почти под ноль, и с одинаковым выражением на лицах. Бульдожьим таким. Словно они присматриваются, куда бы лучше впиться клыками, если будет команда «фас».

И тут меня осенило: они ведь даже не прячут своих лиц. Не беспокоятся, что я их запомню и опознаю. Это значит… они меня убить пришли? Кровь в жилах моментально застыла, и сердце, кажется, остановилось.

Господи, не знаю, как я выстояла, каким чудом не бухнулась сразу в обморок. Один из них процедил:

– Кое-кому твоя возня стала надоедать, догадываешься?

Конечно, я догадалась! Но, не знаю, почему, молча замотала головой.

– Какие недогадливые нынче пошли преподаватели. Чему они только студентов учат? – криво усмехнулся он.

Я сглотнула, не в силах отвести от них взгляд.

– Давай, напрягись, преподавательница, и подумай, зачем ты честного и порядочного человека оклеветала? Тебя ведь попросили его очернить, так? Денег заплатили, вот ты и…

– Нет, нет, – я замотала головой ещё отчаяннее.

– А я говорю, что да, – повысил голос парень. – Заплатили. Все вы, журналюги, продажные твари. Что вам закажут, то и пишете.

Возражать ему дальше я не смела – все слова встали комом в горле.

– Только на этот раз не на того ты, сука, наехала.

– Вы – Миллер? – шепотом спросила я.

Парень вскинул белёсые брови, переглянулся с приятелем, но затем, нахмурившись, подозрительно на меня уставился.

– Твоё счастье, что нет.

И я ему поверила. И даже стало чуть менее страшно. Ведь если он так сказал – «твоё счастье», то убивать они меня сейчас не будут? Надеюсь!

– В общем, так. Всю эту возню сворачивай. Немедленно. Пиши опровержение, или как там у вас называется. Мол, заказали, заплатили, вот ты ... Ясно?

– Но… – начала было возражать, но парень угрожающе двинулся на меня, и я заткнулась.

– Ты же не хочешь, чтобы тебе переломали пальцы? Сначала на одной руке, потом на второй? И не хочешь, уверен, чтобы тебе отрезали язык? Без глаз, наверное, остаться не хочешь?

– Не хочу, – глухо вымолвила я.

Он придвинулся ещё ближе, совсем близко, я даже ощутила на лице его дыхание с лёгким запахом табака.

– Тогда делай так, как тебе велят, иначе в другой раз мы не будем так терпеливы и вежливы, как сейчас. Поняла? Не слышу.

– П-поняла, – кивнула я, чувствуя, что сознание уплывает.

Они ушли, и я осела мешком, сползла по стенке на пол. Нет, они мне ничего не сделали, не тронули даже пальцем. Но меня буквально колотило. Никто и никогда мне ещё не угрожал. Никто не проникал в мой дом вот так, беспрепятственно. А ещё, они успели выяснить, что я преподаватель. Господи, а если каким-то образом они и про моих студентов выяснили? Ребята ведь приходили ко мне очень часто. Меня затошнило от паники. Что делать? Что делать? Надо поменять квартиру! Немедленно! Но где гарантия, что они и новый адрес не узнают?

21. 21

Надо обратиться в полицию!

И тут же вспомнились слова Паши Грачёва: в полиции по поводу Шубина много чего знают, но не трогают, нельзя. Почему нельзя? Хотя... и так понятно, почему. Если уж его любовница вышла сухой из воды, сбив человека, то тут и говорить не о чем.