Сердце дергается, как подумаю, что мог пройти мимо. Что другому бы кому-то досталась и вот эти все слова ему бы могла выкрикивать.

   Не отпущу уже.

   Сама ко мне пришла, сама согласилась.

   Чувственная, такая чувственная моя девочка.

   Да я бы и не отпустил.

   Все равно у себя бы держал. Ждал бы.

   Дерьмо бы это закончилось и тогда больше бы внимания уделил.

   Знаю, любовь не купишь. Не подведешь к ней.

   Но я бы, блядь, подвел.

   Я бы ее каждый день с ума сводил бы, пока не сдалась, пока не согласилась бы. Не было у нее шанса не быть моей. С того самого момента, как глаза ее – небесные, голубые, невозможные, мне в душу острыми льдинками своими впились. Никаких шансов у тебя, девочка, не было.

   Моя.

   Сразу же в сердце у меня отбилась.

   Может, сам тогда не понимал, насколько.

   И вот – лежит этот чистый нетронутый снег, что лавиной меня задавить на хрен способен, - а сама не понимает.

   Лежит рядом, а я все дела, блядь, похерил.

   Как пацан беззаботный глажу волосы и дурею, забыв обо всем на свете. Как будто и всего мира, на хрен, нет за окном.

   И войны нет и смертей и похищенной Регины.

   Как будто мы с ней на окраине мира, а за нашими окнами – тишина. И снег. И ничего, блядь, больше нет, кроме нашего сплетающегося дыхания.

   Никогда такого не чувствовал.

   Но, блядь, кажется теперь, что вот это – оно самое правильное в жизни, самое верное на всей земле.

   Лежать вот так вот рядом.

   С отпечатком своего имени на губах. Которое она в них кричала, содрогаясь.

   Вот ничего главнее будто и правильнее вот этого в жизни нет.

   Разнеженная и измученная одновременно.

   Сладкая моя.

   Укрыть хочется. Собой укрыть. От всего.

   Вся ведь жизнь наша – блядская война. Без права на отдых. На передышку. На, блядь, любовь.

   Никогда Назара с Диной не понимал. Никогда.

   Как можно семью строить, когда столько, блядь, всего удержать надо?

   Когда опасность каждый миг, и пальба, и врагов до хрена в спину дышит.

   Какая там на хрен может быть любовь? Семья – вообще из разряда абсурда. Я не забыл, как своих родителей потерял. Не забыл, что значит детям сиротами остаться.

   Все думал – станет спокойнее, тогда…

   В жизни даже мало-мальских коротких отношений не заводил.

   Пар спускал со своими девочками – и хватит. Что еще нужно?

   Не время за кого-то переживать, кого-то оберегать. Это нас, блядь, слабее делает. Отвлекает по полной программе. Не развернешься.

   Но, блядь, кажется, это война никогда не закончится!

   Последние события кричат об этом, а ведь вроде и поутихло, вроде и думали, что спокойствие наше, - выстраданное, заработанное, блядь, пусть не совсем, но пришло.

   Нет. Я ни хера, конечно, не представлял себе спокойствия у камина в халате и тапочках. Но чтоб хотя бы без открытой войны.

   Без опасности и пули из-за любого угла.

   Цивилизованностью в последнее время все-таки запахло.

   Пусть подковерные интриги, пусть кто-то под бизнес копает с свергнуть хочет, с трона того же Грача скинуть, - но, блядь, возврата в крошево и беспредел такой я не ожидал!

   И не время. Блядь, как же сейчас не время для всего!

   Для нежной девочки, что так внезапно появилась в моей жизни!

   Для того, чтобы лежать вот так рядом и просто перебирать золотые волосы. Прислушиваться к тихому, уже спокойному дыханию, пить ее сладкие губы, пить и не напиваться, когда все больше, все сильней хочется, - так, что сердце, блядь, ударяет по ребрам и сдерживаюсь, все силы прилагаю, чтобы губами не накрыть, - потому что, блядь, не остановлюсь…

   А она хоть и страстная – до искр, до безумия, а все равно напор мой не выдержит. С ней по-другому, мягче надо. Осторожно. Чтобы хрупкий цветок не переломить.