– Билеты лучше сразу брать, контролёры частенько на линиях шерстят. Оштрафуют.

Я кивнул, соглашаясь.

Три последующие остановки сидели молча. Ложкин думал о чём—то своём, а я с удвоенным любопытством озирался, фиксировал в памяти путь, которым скоро буду следовать один и старался запомнить названия улиц, называемых водителем.

– Ты без меня поедешь, смотри улицу не пропусти, а то увезут на заводы, придётся обратно топать. Да её сложно пропустить, обычно много народа там выходит, держись вместе со всеми. Поглядывай, куда они идут и двигай следом, – продолжал мудрые наставления Веня.

– Ага, – согласился я. – Слушай, у тебя мелочь есть? Пить охота, а в кармане одни рубли. Я завтра отдам, не сомневайся.

Веня порылся в кармане брюк, позвенел ключами и вытащил горсть мелочи. Поковыряв в ней пальцем, выудил пятак и протянул мне:

– На! Ого, как раз и вокзал. Я—то дальше, а ты вылезай, и в ту сторону, вправо, шагай. Бегом в кассу за билетом, а то могут в автобус и не пустить.

– Конечно, тотчас куплю. Зайдёшь вечером?

– Посмотрим… Не знаю, во сколько вернусь. Успею с последним, так завтра заскочу, расскажу, как я там с Мандаринкиной покувыркался. Короче, давай, двигай, иначе далеко уедешь…

Мы пожали друг другу руки, я накинул пиджак на плечи и спрыгнул с подножки на раскалённую жаровню привокзальной площади, махнув приятелю на прощание, едва трамвай, впустив ожидавших его людей, звякнул и покатил дальше.

Возвращение моё в Питерку, не было отмечено никакими примечательными событиями. Простившись с Ложкиным, я направился на автовокзал, где, первым делом, кинулся к автомату с прохладной газировкой, бросил в узкую щель одолженную у Вени монетку, дождался, пока в гранёном стакане уляжется пена, и неторопливо, смакуя каждый глоток, выцедил сладкий напиток. Потом уже, когда от сладкого на жаре захотелось пить ещё больше, понял, – вместо лимонада следовало бы взять простую водичку, но времени бежать и разменивать деньги, не оставалось.

Вернув посудину на предназначенное ей место, я, глянув на стрелки часов, двинулся в сторону длинной извивающейся очереди. Работала всего одна из четырёх касс, поэтому в просторном и светлом здании вокзала, привычно стоял аншлаг. Приобрести билет вышло не так просто, как я предполагал. Возвращающиеся из города в близлежащие деревни, по неизвестной мне причине, предпочитали исключительно наш автобус, хотя имелись прямые рейсы до их населённых пунктов. Результатом упомянутой неразборчивости становилось то, что питерский «Икарус» штурмовали, подобно Рейхстагу, ломясь сразу во все три двери. Наличие билета с местом ничего решительно не значило, сиденья оказывались заняты теми, кто проявил ловкость, поактивнее прочих работал локтями, и в числе первых ворвался в салон. Обычно, при таком наплыве желающих уехать, на входе даже не проверяли билеты. Водитель выпускал пассажиров в нужных им пунктах через передний выход, проверяя оплату проезда. Если билетика не имелось, дорогу требовалось оплатить. В итоге получалось, что автобус, отходивший от городского вокзала грузным, неповоротливым и забитым до предела, в Питерку прибывал с десятью пассажирами в салоне. Остальные сходили на своих остановках, в первых трёх деревнях.

Так получилось и в этот раз. Выстояв почти 30 минут в еле двигавшейся очереди, вдыхая запах пота от стоявших спереди и сзади, выслушивая недовольное ворчание по поводу вечных толкучек, я, наконец получил заветный билет. Облегчённо вздохнул, снова мельком глянул на циферблат и двинулся к выходу на перрон. Проходя по узкому коридору к стоянке автобусов, я старался затаить дыхание, ибо из—за приоткрытой двери мужского туалета, несло жуткой вонью, почти БОВ, разъедающим глаза, и вызывающим непроизвольное чихание. Глядя на отворачивающихся в сторону мужчин и женщин, я подумал, что и они вряд ли дышат в сей момент полной грудью.