Вдоль дивана расположились тапки разного предназначения, для балкона, для лестницы, для дома. Там же лежали пару телефонов, пульты для телевизора и музыкального центра, и несколько книг для чтения. При этом вкус у Сергея резко изменился. Он стал читать только изотерику, всевозможные предсказания, а по телевизору смотрел теперь только новости или мистические каналы, которых в ящике было достаточно.

Когда дочь, наконец-то, улетела, Аня даже вздохнула свободно. Ей хватало и мужа…

Так прошла зима.

Второй приступ случился на улице. Единственный раз, когда ранняя, весенняя погода была на удивление прекрасная, Сергей решил выйти во двор. В лифте все было хорошо, потом Сергей добрел до скамейки. Аня вынесла пледы, усадила Сергея на один и укрыла сверху вторым, чтобы не замерз, хотя на улице было всего пять градусов мороза и необыкновенное солнце! Яркое и теплое.

Сергей наблюдал за синичками, которых прикармливал крошками, а Аня побежала домой присмотреть за едой на плите. Ее не было ровно десять или пятнадцать минут. Когда она спустилась вниз, около Сергея сновали врачи, стояла «Скорая помощь» и, разложив на уличной скамейке, врачи делали ему электростимуляцию двумя электродами прямо на открытом теле, оголив живот и грудную клетку, белым пятном толстого живота украшая двор.

Оказалось, что у него был приступ с остановкой сердца. На счастье Сергея, именно в ту минуту, когда он рухнул за скамейку, мимо ехала «Скорая», а очередная сердобольная бабушка вовремя оказалась около «больного», как обозвали его врачи.

Сергей Петровича увезли в больницу и, как оказалось, надолго. Он провалялся в кардиологии почти две недели. Это была самая обычная городская больница, в которой не делают операция на сердце, но лечащий врач проникся уважением к Сергею Петровичу и решил его «поддержать», пока сам «больной» примет решение, что ему делать дальше?

Сергею нравилось лежать в больнице. Аня постаралась оплатить отдельную палату с телевизором и туалетом, потому что у Сергея появилась брезгливость к общественным сан. узлам, плюс сам поход по коридору в туалет отнимал последние силы. У него распухали ноги и были похожи на кувалды, поэтому от сердечных отеков ему кололи мочегонное и отдельный туалет спасал бы Сергея от ужаса общественной жизни. Именно поэтому он сильно капризничал до тех пор, пока Аня не перевила его от соседей в «одиночку», как стал шутить Сергей Петрович.

Когда его выписали, Анна была похожа на жертву Освенцима. Она похудела, пожелтела, подурнела, и под глазами появились не мешки даже, а полноценные хронические синяки с зеленым отливом.

Приехала дочь и ахнула! Мать была в таком жутком состоянии, что в пору краше в гроб кладут. А у Юли за это время появился мальчик, а у мальчика был папа «со связями» во врачебных кругах. Вот тогда дочь и приняла решение – забрать отца в Израиль и решать проблему до ее окончательного решения.

– Заграница нам поможет! – шутил Сергей Петрович весь рейс, хотя сил на шутки у него совсем не было. – Или не поможет…, – сокрушенно вздыхая, заканчивал он фразу.

«Все равно я никаким врачам не верю! Это все выкачка денег из народа! Что они мне могут сделать? Сердце поменять? И надолго? Зачем его менять! Это все пустое…» с горечью думал он весь полет.

Юля следила за отцом с испуганным выражением лица. Она боялась перелета, потому, что мать напугала ее рассказом про последний приступ. Отец уже несколько месяцев не выходил на улицу, и сегодняшняя поездка в аэропорт была для него очень сложной и изнурительной.

Но они удачно добрались, получили в амбулатории при аэропорте инвалидную коляску и нормально загрузились через подъемник. Сейчас отец пытался шутить и балагурить, а на самом деле все внутри Сергея Петровича колыхалось и мелко дребезжало. Он очень боялся аритмии. Сергею казалось, что взлет непременно вызовет полную остановку сердца, поэтому и пытался шутить через страх и панику, обливаясь холодным потом.