Врач выкладывает из толстого кожаного портфеля длинную светлую коробочку. На ней что-то написано, но я не могу сфокусироваться усталыми глазами и прочитать.

У мужчины тонкие, крепкие пальцы. Как у пианиста. Выраженные вены оплетают запястья, наливаются темным, когда он вытягивает из упаковки узенькую баночку с рубиновой жидкостью и слабо ее покачивает, просвечивая напротив настенной лампы.

– Сейчас будет волшебство. Смотри, – шепчет он заговорщицки, а дочь подается ближе, разглядывает его руки завороженно, будто, и правда, произойдет чудо.

Я невольно улыбаюсь и ловлю на себе проницательный синий взгляд. В горле взрывается граната воздуха, и мне хочется дышать часто-часто, чтобы насытиться. Ноги зудят от напряжения, все тело протестует, желая сбежать от ядовитых глаз. Но сил нет даже шевельнуться.

– Юла, удержишь? – врач дает малышке пустую прозрачную колбу. Не больше пяти сантиметров в высоту.

Дочь подтягивается на подушке и задорно кивает головой. Русые прядки запутались, сбились. Я пыталась привести ее в порядок, пока она спала, но, мало того, что солнышко стонала и отбивалась, так это еще и не сильно помогло. Густые кудри спасет теперь только шампунь и щетка.

Дочка не отвечает, смотрит на руки мужчины и, приоткрыв рот, кивает.

– Крепко держи. Не переворачивай, а то ничего не получится. Считать умеешь? – и снова взгляд на меня. Как пуля. Навылет. Под расстрелом его глаз я чувствую себя обнаженной и уязвимой. Тянусь пальцами за покрывалом. Укрыв продрогшие плечи и повернувшись на бочок, рассматриваю восторженное лицо дочери, чтобы не показаться мужчине назойливой и странной.

– Я узе в первый класс хозу! – малышка виновато косится на меня за то, что повысила голос. У нее вчера из-за истерик и капризов совсем связки сели.  Я очень просила ее беречь горлышко, но мы успели и поплакать сегодня, и даже повыть.

Мурчик из-за вскрика Юли, цапнув меня по руке, сматывается на пол, исчезая где-то под кроватью, где надолго затихает, а я лежу и пытаюсь не выключится, чтобы заплатить за прием и закрыть за врачом дверь.

Глаза смыкаются, веки свинцовые. Я и минутки не спала последние несколько дней, оттого голова невыносимо тяжелая и налитая. Какая там прода и творчество, если не знаешь, чем накормить детей здесь и сейчас и где найти силы, чтобы встать с кровати?

Юля снова смеется на очередную шутку врача, но тут же откашливается с хрипом, а мужчина терпеливо выжидает и, вытянув пипетку из баночки с красной жидкостью, медленно капает в пустую колбу в руках дочки.

– Считай.

– Лас, два, тли-и-и, – считает она, – четыле. Четыле надо? – и с надеждой заглядывает в лицо врача.

– Да. И этой четыре, – он показывает на другую баночку – прозрачную. – Смотри внимательно… Считай.

Дочь настолько увлекается игрой, что забывает о болезни, выпрямляется на постели, выползает из-под одеяла, сверкая зеленой фланелевой пижамкой и розовыми пяточками, улыбается задорно и искренне. И я вместе с ней. От этих милых моментов по всему телу разливается такое забытое чувство покоя и радости, что на глаза наворачиваются слезы.

– Хватит, – кивает дочь, – узе четыле.

– Точно? – серьезно спрашивает мужчина.

– Да-да. О! – малышка поднимает колбочку повыше, а врач перехватывает ее ручку и, страхуя, помогает размешать жидкости. – Как кла-асиво-о-о… – протягивает Юля.

– Настоящее золото, правда? – и лукавое подмигивание заставляет малышку заливисто рассмеяться. – А теперь попросим маму сохранить наш эликсир, – мужчина ловко уводит у дочери колбочку с жидкостью и передает ее мне. Пальцы от неожиданного прикосновения к его горячей коже пронзает необъяснимым чувственным электричеством. – Не уроните, пожалуйста, – говорит шепотом, приблизившись на жутко опасное расстояние. Такое, что я слышу на языке вкус его аромата, а в синих глазах легко пересчитываю пятнышки и рассматриваю свое испуганное отражение. – А Юла откроет ротик широко-широко, – тут же отстраняется врач и уверенными движениями помогает дочке запрокинуть голову. – Окей. Чуть шире, отлично. Скажи «а».