– Мама! Ты куды поховалась? Бач, хто приихав? Принимай гостив!

– Яких гостив? Доця! Як же так? – баба Анна попыталась встать навстречу, но бессильно опустилась опять на скамейку, – що ты не написала? Данила бы встретил. Ой, радость, то какая! А это чей хлопец гарный? Не Радиска ли? Внучек мой перший.

– Здравствуйте баба Аня. Куда чемодан поставить? – Радис деловито поставил чемодан, подошёл к бабушке и «по взрослому» чмокнул в щёки.

– Видишь, доченька, не хожу я своими ногами. Тильки палка мене веде. Куды вона, туды и ноги мии. Да вы заходьте в светлинку, а я вослед доковыляю.

– Мама, не спеши. У нас есть четыре дня, буде время погутарить. Давай я лучше борща сварю, тут нам Гриша мьясо положив. Казав: приидешь сразу борща навари. Мы с Радиской тоже проголодались с дороги.

– Глашу трэба позвать, вона кажин день спрашивает, как у вас там, на Донбассе. Когда Радиску привезут? Небось, соскучился за бабушкой родной? Тоже плоха, Ковальчиха. Мы с ней соревнуемся, хто уперёд богу душу отдаст? Да уступать не хотим, две коряги.

– Буде, мама, бога гневить. Живите, пока вин даёть. А Бабушку Глашу Радис сам приведёт. Не забыл ещё, где бабушка живёт? Как борщ поспеет, так и сходишь. И гостинцы для бабушки сам отдашь. Вот бабушка обрадуется…

Четыре дня пролетели, как один миг. Всё обговорили, всех вспомнили. Порадовались, поплакали. Феня рассказала о переезде на целину, о болезни Гриши. Радиска бегал, то к одной бабушке, то к другой. Данила заскочил. Повзрослел, поседел, но остался таким же молчаливым. Фенька не решалась расспросить мать о его семье, но мама сама рассказала.

– Вони, як ты уехала, дом поставили в центре. Двухэтажный, чи с мансардой. Данила звал менэ, в тот дом переихать, но невестка казала «Или мать или вона!» Так вин её выбрал. С той поры невестка сюда не приезжае. Данила прииде, дров нарубэ и назад, у тёплую постель. Сам вин ничого не скаже. Вийна так искалечила, що вин до сих пор ходе, як дитя.

– Гриша не против, що бы я тоби с собой забрала. Може поедешь к нам? В Казахстане кажуть тепло.

– Спасибо доченька! Но я от порога не ходок. Здесь, мий Митрофан, первый гвоздок забив, здесь и последний хай Данила забье. А твоя доля, за мужем держаться, да детей растить. Порадовала ты меня, дочка, внуками. Борьку с Валериком я помню. Жалею, що Любочку не побачу. А може и свидимся ещё? Приидете на место, напиши, що, да как. И адрес пропиши.

Прощаясь, мама не проронила ни слезинки, только руки дрожали на Фенькином плече…

– Как там мать? – Гриша, заметив грустные глаза Феньки, когда они вернулись домой, – ты предлагала с нами поехать?

– Не хоче. Може и правильно, не выдержит она дороги. Казала, у своей хате доживать буду. Вы, тут здесь как без нас? Не оголодали?

– Всё хорошо. Документы я оформил. Борькины документы из школы забрал. Порадовал он нас. В табеле одни пятёрки! Умный парень растёт. Иван тоже всё сделал. На шахте машину дают до поезда. Только одна проблема. Не разрешают мебель с собой брать. Только постель и посуду. И мелочь всякую. Говорят, на месте другую мебель возьмёте.

– Да яка у нас та мебель? Два шкафа, да кровати. Тронь – рассыплются. Стол жалко, що осенью купили. Да стулья ещё новые.

– Тут соседи по старому бараку приходили. Сказали, всё заберем, если торговаться будете. Я сказал, что Феня будет командовать. Скажи им, когда можно прийти.

Провожать пришли все соседи. Ребята со смены вручили пакет:

– Здесь шахтёры насобирали немного на первое время, вы уж возьмите, не обижайте. Какая она, дорога, ещё будет?

Когда вещи были уже на машине подъехал Алексей Терентьевич Назаренко, начальник участка. На груди красовалась звезда Героя Социалистического труда.