Высказанное в предыдущем абзаце общее суждение приобретает особый характер в отношении тех отраслей человеческой деятельности, которые регламентированы правом. В нашем случае мы, естественно, в первую очередь подразумеваем уголовно-процессуальную деятельность и детерминирующее ее, в ряду других факторов, уголовно-процессуальное право. Корректное и адекватное потребностям граждан, общества и государства отражение в уголовно-процессуальном праве цели уголовного процесса и его задач является необходимым условием как дальнейшего развития законодательства, так и применения его, в частности, в качестве подспорья в толковании норм права правоприменителями.

В связи с появлением в УПК РФ 2001 г. нового, связанного с названными, термина и, следовательно, неизбежного для анализа понятия – «назначение уголовного судопроизводства» (ст. 6) – приведенное выше суждение должно быть распространено и на него.

Для вящего понимания существа нашей позиции мы уже здесь, в начале изложения, хотели бы обратить внимание на следующее суждение: ЦУП не достигается в результате деятельности, в том числе и УПД, одного лишь субъекта, одного лишь УУП, суда, например, или их группы, УУП со стороны обвинения, например.

Цель уголовного процесса по определенному УД достигается в результате взаимодействия объективно правильного выполнения различных УПФ и действий тех УУП, которые отстаивают в процессе свои признаваемые законом интересы, иначе говоря, в результате действий всех УУП, осуществляемых в рамках правильных уголовно-процессуальных законов.

В отечественном уголовном процессе действия обвиняемого, заведомо лгущего или заведомо причиняющего другой вред правосудию, осуществляя свое право на защиту (в принципе, никуда отсюда не денешься), если он не причиняет предусмотренного уголовным законом ущерба другим людям, отечественный законодатель приравнивает к законным действиям. Тем самым право подозреваемого и обвиняемого на защиту абсолютизируется.

В англосаксонском правовом семействе иначе. Право обвиняемого молчать в суде, не свидетельствовать против себя гарантируется. Однако если он откажется от привилегии молчать и решит защищаться говорением, то за дачу ложных показаний он будет нести ответственность так же, как и свидетель. Собственно, в английском суде обвиняемый если допрашивается, то допрашивается как свидетель, с принесением клятвы говорить правду.

С наших позиций англосаксонские процедуры, касающиеся реакции на ложь обвиняемого, предпочтительнее отечественных. Конечно, если есть надежда избежать ответственности посредством лжи, английский обвиняемый будет лгать так же, как российский. Однако суд, по крайней мере, не будет у него в соучастниках. По нашему мнению, англосаксонские процедуры учитывают то обстоятельство, что стремление обвиняемого уйти от ответственности за совершенное им преступление делает его стороной противоречия не только с обвинителем, но и судом, а противоречие в уголовном судопроизводстве должно разрешаться посредством компромисса.

Истинно процессуальная позиция английского права становится особенно понятной, когда дело касается защиты обвиняемого посредством лжи, причиняющей ущерб другим (третьим) лицам. Территория прав и свобод личности, в данном случае обвиняемого, оканчивается там, где реализация его прав и свобод препятствует другим личностям в реализации их прав и свобод.

Собственно, эта очевидная и необходимая для существования общества идея записана и в Конституции РФ, только вот уголовно-процессуальные процедуры не наши, а английские созвучны ей.