Я вспомню и сестру Наташку, её смерть. Наташка любила меня. Умирала она в Красноярске, написала мне, что, если хочу в последний раз в жизни увидеть ее, чтобы приезжал. А я мотался с семинарами по городам и весям. Написал в несколько красноярских психцентров, не хотят ли они моего семинара, я бы приехал. Ответа не было… И мне бы взять, придурку! билет и прилететь, на что я понадеялся, почему отнесся как… Наташка умерла. Живой я её больше не видел. Да, молюсь… Но и это моё малодушие, сдаётся мне, вспомню после смерти… И да поможет мне Бог, да поможет моей совести, простить себя. Больно…

Я не вспоминаю, обо всём этом сейчас. Но я знаю, что я вспомню в посмертьи, и очень – очень (!) остро вспомню! и дай Бог мне вспомнить в тот момент о Боге, воззвать к Его Милосердию, Прощению (его духу Прощения, чтобы я сумел простить себя), дай Бог вспомнить Его Искупление грехов человеческих…

ДАЙ БОГ!

Да не затянет меня в ад самоосуждения, в ад бесконечного страдания… Вы не представляете, сколь явственно, больно и остро это многое забытое-вытесненное вспоминается и сколь остро оно чувствуется. Исповедь, и генеральная исповедь, чтобы облегчить посмертные страдания… Я знаю, представляю… Мне кажется, это никто не представляет! И, пока не умер, представить не может. Молиться, замаливать. Каяться, смывать слезами – это монахи поймут… некоторые… Кто еще?

Господи, помоги!!!

Сравнение падений Иуды и Петра – для благодати Христа нет разницы.[6] Но интересно и другое, кажется для благодати и проникновения в души людей Бога Христа, для Его всепрощения нет разницы между падением Иуды и святостью преподобного. Столь велика Его Святость и Любовь, так поняты до дна все души, все причины и все события, которые привели к пятнам души, что Им все прощены.

Но в посмертьи совесть человека и привычка к осуждению – судят, привычка же к покаянию лечит, и облегчает самоосуждение.

Совесть, самоосуждение творит различие в посмертьи между душами людей, их раем и адом. И еще привычка не осуждать и прощать, каяться – в самоосуждении вспоминать о Боге-Любви.

Одна женщина боялась собак. У неё во дворе выгуливал собаку сосед, который по пьяной шутке науськивал свою собаку на женщину. Собака, слушаясь хозяина, лаяла на женщину, там же нередко бывала стая беспризорных собак. Подымалась свара, собаки лаяли друг на друга и на женщину… Уж не помню, как мне пришло в голову, я предложил женщине вынести беспризорным собакам оставшиеся от еды кости. Мне рассказали, что после этого, когда пьяный сосед в очередной раз науськивал свою собаку на соседку, стая так набросилась на соседскую собаку, что чуть не растерзала её. Дело даже не в собаках, дело в том, что люди, как собаки. Их «науськивает» дух – дух раздора, вражды, агрессии. Трудно обвинить собаку пьяного соседа, нет у неё ни понимания, ни предвиденья последствий, ни свободы совершать выбор (как себя вести). Также трудно осуждать пьяного соседа, несвободного, не осознающего, что творит, и кто им управляет (и в этом мало отличающегося от своей собаки), но подобны бывают и массы людей (толпы), и больше – государства с правителями. Они не осознают, что ими делают, и куда их ведут, и куда они ведут за собой (впрочем, и я)… Нет у них ни свободы выбора, ни предвиденья результатов (в жизни, уж не говоря о посмертьи).

Не виновны, – так видит Бог, так же, как мы это видим про собаку пьяного соседа. НО, Бог простит! А вот с совестью «договориться» «с непривычки» бывает очень трудно, уж больно мы её отделили от себя – от личности… Настолько отделили, что в посмертьи воспринимаем её за судящего и карающего бога. И тут над нашей душой берет власть наша привычка судить всех и вся (дух осуждения – «не судите, да не судимы будете»), судить всех, а значит и себя… И потому противоядие – общение с совестью в исповеди, и исцеление души в покаянии.