. Отсюда великое предназначение духовности как сущего в человеке, укрепляющего нравственный потенциал его противостояния тьме и силе власти любой природы над собой. В этой связи психология должна решиться сделать крен от чувственно-предметного мира, определяющего функционирование отдельных единиц психического (поведения, деятельности, общения, познания), в сторону «изнутри вовне», проникая в бесконечную глубину переживания своего «я» на тяжком пути между добром и злом. Это, кстати, было «принципиальной позицией русского духа в области душевного» (С. Л. Франк, Ф. М.Достоевский, Г. И. Челпанов, В. А. Сухомлинский и др.). К этому нас обязывает и ныне побеждающее зло, скрывающееся за материальными благами, достижение которых оплачивается уничтожением себе подобных под видом объективных общественных законов. В этой связи перед учеными, политиками, гуманистами XXI в. вырисовывается грандиозная духовная задача: психолого-педагогическим способом, реализуемым в исследовательско-учебном процессе, восстановить духовную связь времен.

Есть основания вернуть духовной ипостаси, душевным импульсам, знаковым и символическим предвестникам некую смысловую и преобразующую целесообразность. Главное – решиться на гласную постановку вопроса о назначении психического, как хронотопа между мгновением и вечностью, тем самым узаконив поиски носителя первичной разумности во Вселенной. Это дает надежду, хотя бы внутренне, связать в единую космогоническую систему материю времени и пространства с живым полевым веществом, несущим смысл сущего, пробуждающего духовные силы, вскормленные знаниями.

Весь этот поток моего сознания следует понимать как попытку задуматься над тем, что в земной макросистеме «сознание-разум-активность» системным качеством выступает живое вещество Вселенной. Причем не просто со своей материальной силой, а именно со смысловым потенциалом, дополняющим разумную целесообразность земной жизни. Разумная целесообразность представляется как морфологическое структурирование биологических и космогонических полей на шкале времени. Другими словами, опыт сублимируется памятью, которая, надо думать, выступает не в качестве информационного складирования знаний, образов, символов, а как детектор хронотопа, связывающий чувственные слои сознания с осмыслением опыта.

Что же касается духовности, то ее «морфология» скорее всего в знаковых и символических слоях, прежде всего популяционного, а не индивидуального сознания, в том числе и того слоя, который К. Г. Юнг называл «коллективным бессознательным».

В знаках и символах в качестве смысловой связи между земным и вселенским зарождалась вера как отклик на первый внеземной стимул психического, т. е. душевного. Вера вносила в сознание некий водораздел между знанием и тем высшим психическим состоянием, которое представлено свободой.

Свободу по воздействию на сознание можно сравнить с опиумом. Свобода и есть начало духовной жизни в вере и любви. Думаю, что если провести этнографическое исследование по изучению динамики ослабления силы психического воздействия знаков и символов, то скорее всего была бы установлена связь с падением духовности как посредником между прошлым и будущим.

В этом месте я хочу высказать посетившую уже многих мысль об основных резервах психики: духовности и добродетельности.

Можно предположить, что у человека жизненные резервы питаются из двух источников: нуклеидно-белковых и полевых свойств материи. Первые формируют здоровое тело, вторые – здоровый дух в виде веры и интеллекта.

Научным основанием к признанию подобных утверждений послужили мои исследования сенсорных, интеллектуальных, когнитивных сфер человека, действующего именно во внечеловеческой, внеземной среде обитания, т. е. в небе. Коснусь лишь той части исследований, результаты которых заставили задуматься над дополнительными духовными резервами психики человека.