Рыжеволосая кивнула. Подошла к столу и открыла для убедительности бумажную папку. Совсем скоро привели и отца. Выглядел он растерянно, но увидев меня приободрился.

– Доця!? Маша? С тобой все в порядке?

– С ней все хорошо, – ответила за меня рыжеволосая. Должно быть роли в подобных спектаклях у них давно отрепетированы.

– В порядке?! – удивился папа. – Я же вижу …

– Пройдите! – перебила его баба. – Сейчас вам принесут стул.

Попа подошел ко мне и, глядя в глаза, спросил:

– Тебя обижали?

Я кивнула.

– Так, гражданин Кроитору, – продолжила статусная. – Вашей дочери, Марии Кроитору, предъявлено обвинение в соучастии в подготовке террористического акта.

Папа в изумлении уставился на меня.

– Пап, это не правда! Они Рому Хомяка хотят посадить, а я не хотела подписывать …

– Учитывая, что подозреваемая несовершеннолетняя, на время следствия, так и быть, оставим ее на свободе. Вам нельзя покидать город, – продолжила следовательница. – Подпишите здесь. Сейчас Марию дактилоскопируют, сфотографируют. Внесут данные в базу ФСБ.

Остальное прошло как во сне. Да, я мечтала о приключениях. Мне было скучно в этом городе, в этой школе. Я хотела вырваться на свободу и жить полной, настоящей жизнью. Но я никогда не думала, что приключения будут такими унизительными. Я бы перенесла их легко, если бы не папины глаза. В них мелькало сомнение. По крайней мере поначалу. И от этого мне становилось стыдно.

Выйдя из здания управления, папа остановил меня. Взял за плечи. Взгляд его сделался твердым. Он принял решение. Теперь я точно знала, недоверия нет. Нет ни сомнений, ни злости. Осталась лишь нежность.

– Доця! Ты должна знать, я тебе верю. Они врут, потому что … потому что они всегда врут. Ты моя дочь. Ты не можешь быть плохой.

– Да, папа.

И я расклеилась. Напряжение, обида, унижение и страх вырвались наружу лавиной слез. Я крепко обняла папу и долго плакала ему в плечо.

Дольче вита, которую мне обещал качок, началась на следующий день. На первом же уроке в класс ворвалась всполошенная директриса, Анна Борисовна.