вать». <…> Доро́гoй, – продолжал Мундель, – было такое приключение. Мы сначала меняли паровозы на больших станциях. Но на станции Званка вышел такой случай. Толпа железнодорожных рабочих, узнав, кто следует в поезде, обступила паровоз. Раздавались крики: «Николашка, кровопийца, не пустим» и т. д. Кое-как проехали, но на больших станциях уже после этого не останавливались[45].

К прибытию Царской семьи в Тобольск ремонт в губернаторском доме всё еще не был завершен. Более недели арестованные жили на пароходе, доставившем их в город. В эти дни Царственные узники еще могли совершать прогулки по Тобольску и его окрестностям. Однако вскоре данное им для этого разрешение недоброжелатели истолковали как неоправданную услужливость, проявленную к Романовым со стороны отряда Временного правительства. И в дальнейшем, как ни просили арестованные, им не дозволялось покидать огороженную территорию губернаторского дома, а прогулки по Тобольску были категорически запрещены.

Один малоизвестный эпизод из жизни Царской семьи на пароходе у тобольской пристани – посещение старинной Абалакской обители – описал позднее с неприкрытым презрением известный уральский коммунист П. М. Быков: Пользуясь неожиданной остановкой, вежливые уполномоченные Временного правительства устроили увеселительную прогулку в Абалакский монастырь, находящийся вверх по реке, немного выше Тобольска[46]. Здесь для семьи служили специальное богослужение, на котором она присутствовала, окруженная плачущими и вздыхающими богомольцами[47].

В обществе, охваченном революционным безумием, всякая снисходительность или даже простая вежливость по отношению к Романовым вызывали у многих крайнее негодование. Незадолго до падения Временного правительства Тобольская городская дума сочла необходимым выступить с опровержением того, что местное население проявляет особые симпатии к Царской семье[48]. Вероятнее всего, публичное отмежевание от заключенных было вызвано политическими соображениями. На самом же деле, по свидетельствам приближенных семьи, жители провинциального города, куда новые веяния проникали с замедлением, проявляли сердечную участливость к семье Романовых. Е. Эрсберг, служившая Царским детям, рассказывала: Население города относилось к Ним хорошо. Много разных приношений из провизии присылалось Им. Многие продукты присылал монастырь. Народ оказывал почтение Семье. Когда проходившие мимо дома видели кого-либо в окнах дома из Августейшей Семьи, кланялись и даже крестили. А раз одна старушка, проходя мимо дома, ругательски ругала солдат: «Проклятые, прохвосты», за то, что они держат под арестом Царскую Семью[49].

Посильную помощь арестованным оказывали сестры местного женского монастыря, о чем свидетельствовала няня детей А. А. Теглева: Хорошо относились монахини к Ним. Они мыли прекрасно Их белье, присылали Им кое-какие продукты, варенье[50]. Люди из других городов России, заинтересованные в спасении членов дома Романовых и желавшие помочь им материально, искали связи с Тобольском. Однако действия этих энтузиастов, как увидим позже, не могли увенчаться успехом.

В период сибирского заключения Царской семьи в стране произошел большевистский переворот. Большевики свергли Временное правительство, и узники перешли под контроль советской власти. Осенью 1918 года в посещаемую семьей Романовых городскую Благовещенскую церковь из Абалака была принесена чудотворная икона Божией Матери «Знамение»[51], ежегодное прибытие которой в Тобольск в летнее время сопровождалось большой торжественностью. Новые власти тотчас усмотрели в этом событии проявление «контрреволюции». Быков пишет об этом следующее: