К обеду приехал Алексей и мы обедали втроем. Ежени и Алек[123] тоже переехали сюда вчера, мы встретили Ежени в парке в шарабане в одиночку. Еще почти никого нет в Петергофе, но музыка начала играть сегодня у Монплезира, и постоянные петергофские жители собираются, а также моряки. Соловьи поют всю ночь, их много везде, деревья начинают распускаться, трава великолепная, но весны нет, все еще недостаточно тепло, а вечером так просто холодно. Несносно и досадно!

Не знаю, когда Шереметевы передут в Петергоф; он теперь живет почти безвыездно в Царском Селе и находит, что сильно отстал от фронтовой службы. Живут они вместе с Нордом. Владимир с семейством вчера переехали в Царское Село. Дядя Миша с семейством переезжают в Михайловское во вторник, 22 мая[124].

Это предпоследнее мое письмо, еще пошлю последнего фельдъегеря в среду 23 мая, а потом, Бог даст, увидимся, наконец, с тобою, моя милая душка Минни. Так грустно и скучно без тебя. Тебе было весело и приятно все это время, а нам скучно и неприятно! Разница большая!

Мой сердечный поклон Папа Кристиану, Мама Loise, Alix, Waldemar и детям Alix,а так же тете Кате[125], Тинхен[126] и Хильде[127]. Привет всем нашим.

От души обнимаю тебя, моя душка Минни, и крепко целую тебя и милую Ксению. Христос с вами.

Твой верный друг Саша.

(ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 709. Л. 3–4 об.)

Коттедж. 21 мая 1884 г. Понедельник.

Моя милая душка Минни, собственная моя маленькая жена! Благодарю тебя от души за твое милое и интересное письмо, которое я получил перед самым отъездом. Ники был очень счастлив получить, наконец, от тебя ответ. Благодарю тоже душку Ксению за письмо. Я был очень обрадован получить письмо моего друга Waldemar и постараюсь ему ответить как только соберусь. Письмо Оболенского[128] очень хорошо, он горько жалуется на кормление в Румпенхейме; даже кофе и тот, говорят, такая гадость, что никто не пьет. Прелесть! Угостили, нечего сказать! Молодцы немцы!

Сегодня с утра я пошел гулять, погода приятная и теплее. Петергоф еще совсем не в приличном виде, дороги ужасные, везде приготовлен щебень и песок чинить их; везде идет ремонт и все в очень неприглядном виде. Одна Александрия[129] в более приличном виде, но и то далеко не все приведено в порядок; не понимаю, отчего все так отстало, а в особенности в сравнении с Гатчиной.

Были с докладами Алексей, Шестаков, Островский, Танеев[130] и кроме того Нарышкин и Кремер[131]. Завтракали с Алексеем и детьми и потом пошли осматривать сетку и все помещения детей и классные комнаты. Все педагоги были на местах: Гоши, Хис и Дюпедрон. В 2 часа Алексей отправился обратно в Петербург на «Стрельне». Из яхт «Славянка» и «Марево» здесь, а «Царевна» еще в Кронштадте. «Александрия», «В.К. Алексей» и брандвахты на местах.

В 3 ½ ходили с Ники и Жоржи в моем шарабане с визитом к Ежени и Алеку, которого сегодня рождение, 40 лет![132] Он привез чудных обезьян; одна большая, совершенно человек и очень смирная, но воняет страсть. Потом мы прокатились по Английскому парку через кадетский луг, через Царицын луг (вернулись) обратно домой и гуляли пешком. Мишкин и беби, слава Богу, здоровы и веселы. Мишкин уже гуляет в саду с голыми ногами без больших чулок. Сегодня чудная, светлая и ясная ночь и вид из моего кабинета прелестный; я так наслаждаюсь этими светлыми ночами здесь.

22 мая. Вторник.

Вот уже 4 года, что не стало нашей дорогой, милой Мамá! Как время летит, но все-таки никогда не забуду это ужасное утро, когда мы на Елагине получили эту страшную новость и как неожиданно! С ее смертью началось все это страшно смутное время, этот живой кошмар, через который мы прошли и который навсегда испортил все хорошее, дорогое воспоминание о семейной жизни; все иллюзии пропали, все пошло кругом, разобраться нельзя было в этом омуте и друг друга не понимали! Вся грязь, все дрянное вылезло наружу и поглотило все хорошее, все святое! Ах, зачем привелось увидеть все это, слышать и самому принимать участие во всем этом хаосе