Южане все похожи между собой.
Загорелая кожа блестит от жары. Волосы немного отросли, передние пряди слегка выгорели на солнце, став светло-коричневыми.
Дважды должник своей предательницы.
– Не присваивай мои идеи себе, Идэр.
Из-за близко прижавшихся друг к другу деревьев выходят двое. Высокий темнокожий мужчина крепкого телосложения, гремя цветными бусинами на свалянных волосах, подскакивает ко мне за пару размашистых шагов, по пути бросая оружие на землю. Его худой рыжеволосый спутник остается стоять, смущенно опустив голову.
– Ты ж мой хороший! – громогласно прикрикивает Катунь Нахимов, отрывая меня от земли, заключив в крепкие объятия. Нервно фырчу в ответ.
Я и не думал увидеть их снова.
Они пришли за мной после всего, что произошло. Вернулись спустя столько лет, а я не чувствую ничего, кроме усталости.
– Спасать его, чтобы придушить? У нас трое и так полегли.
На мой немой вопрос Катунь стукается лбом о мою голову, протягивая:
– Нам нужно было мясо, чтобы отвлечь внимание дружинников. Лучшие наемники – те, с которыми не нужно расплачиваться.
Его ответ меня более чем устраивает.
Хастах доволен добычей, хотя по унылому виду этого и не скажешь. Он подходит ближе к телам заключенных и конвоиров. Друг не торопясь переворачивает трупы дружинников, обыскивая их карманы. Трогать заключенных не имеет смысла. У нас ничего за душой нет. Может, и душ-то нет. Когда мои ноги вновь касаются земли, я не могу сдержать истеричный смех.
Несвойственно для меня.
Рыжий паренек шагает вперед. Его янтарные глаза светятся от радости, а на скуластом лице виднеются глубокие ямочки. Он улыбался так широко, что его детское лицо того и гляди треснет.
– Мы тут собрали вещичек в твоем стиле, – глупо скалясь, пропел Стивер Ландау, протягивая мне мешок, похожий на тот, что был на моей голове.
«Никто больше не посмеет сломить меня», – твержу себе.
Мнусь, но забираю подарок.
Свободной рукой Стивер теребит рыжие кудри, перевязанные на затылке кожаным шнурком.
– С трупов? – усмехаюсь, следя за тем, как Хастах набивает мешок, прикрепленный к кожаному ремню его потертых штанов, вещицами с еще не остывших тел. Стивер смущается.
– Я клялся миловидной торговке, что это не для меня, но она все равно не захотела встретиться со мной еще раз.
Вытаскиваю серую мятую рубашку и поспешно надеваю ее, скрывая от друзей более сотни шрамов, уродующих спину и грудь.
– Уверен, что дело в одежде?
Идэр скрещивает руки на груди. Ее тонкие длинные пальцы вновь унизаны золотыми кольцами, по два на каждом. Застегиваю приталенный смоляной жилет и накидываю поверх плотный черный камзол. Стаскиваю штаны, щедро выделенные мне в Лощине, и слышу возмущенный возглас Идэр:
– Эй, а предупредить?
Убедившись в том, что она отвернулась, я переодеваю штаны.
Что эта лицемерка там не видела?
Удивительно, как пара тряпок может изменить внешность. Я, кажется, даже чувствую себя иначе. Друзья с широкими улыбками переглядываются. Меня не покидает беспокойное чувство, будто я вот-вот открою глаза, а вокруг будет лишь вязкая тьма Лощины.
Я так ждал этой встречи, но по итогу так и не оказался готов.
Снисходительно киваю Идэр, приветствуя, и приступаю к обуви. Кожаные туфли немного велики, потому я сильно затягиваю шнурки.
– Куда мы отправимся теперь? – бормочет Катунь, опираясь на Стивера, и без того еле держащегося на ногах. Про себя отмечаю, что они сблизились за время моего отсутствия.
У них было много времени.
– Для начала мне нужны баня и сон. Еще я хочу горючки и кукурузный хлеб.
– Полегче, дорогой Амур, мы не успеваем записывать.
Стивер, не сводит с меня по-детски восхищенного взгляда. Так смотрят на героев, но не на убийц. Идэр подхватывает смех Катуня, лишний раз напоминая о себе.