Оружие, упертое под ребра, не дает вдохнуть полной грудью. Но даже это не мешает мне почувствовать внезапно накатившее спокойствие. Оно, будто туман, окутывает сознание, притупляя боль и отгоняя мучительные мысли о побеге.

– Как скоро?

С губ срывается вопрос, терзавший разум годами. Собственный севший голос кажется чужим.

– Скоро, скоро.

Идэр спокойна. Настолько, что начинает меня злить.

Изменилась ли моя предательница с нашей последней встречи? Годы моего заточения наложили видимый след на ее лик?

Громкий лай врывается в пение птиц, заставляя меня дернуться в попытках понять, откуда звук.

Откуда в такой глуши псы, да еще и столь писклявые?

Мотаю головой по сторонам, но не слышу ничего, кроме смеха дружинников и перешептываний заключенных, которые внезапно оживились, а потом резко замолкли.

– Может, даже сейчас, – добавляет Идэр и бьет меня прикладом в плечо. Валюсь на колени, чувствуя, как она приземляется рядом. Так близко, что я чую мяту.

Я мог бы придушить ее, стоило всего лишь вытянуть руки. К сожалению, такой возможности нет.

Идэр, схватившись за мешок на моей голове, тянет меня вниз. Сосновые иголки и мелкие веточки впиваются в голую грудь, когда раздаются выстрелы. Затем первый крик. Укладываюсь возле Идэр, прижимаясь к земле. Кто-то падает сверху, и горячая кровь попадает мне на спину. Под увесистым телом дышать становится труднее. Упираюсь лбом в землю, выплевывая остатки пыли изо рта.

Шум выстрелов перекликается со свистом стрел. В суматохе сложно понять, сколько нападающих. Не верится, что моей милой предательнице удалось собрать отряд спасателей для убийцы царевича.

Впрочем, мораль имеет тихий голос, порой тонущий в звоне монет.

Все закончилось так же быстро, как и началось. После залпов мир будто онемел. Никаких больше птиц, лая и голосов. В бездвижном воздухе повисли запахи пороха и металла, вытеснившие собой аромат мятой травы и свежести. Чьи-то руки отбрасывают мертвое тело в сторону, вцепляются в мои плечи и помогают подняться.

Мужчина. Он снимает мешок. Мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к ослепляющему солнечному свету, пробившемуся сквозь густые кроны деревьев. Пыль танцует в воздухе. Стройные стволы сосен, ровные как на подбор, обрамляют две разбитые колеи, исчезающие далеко впереди.

Тела. Очень много трупов.

Дружинники в красных оборванных кителях лежат навзничь, с запрокинутыми головами и перекошенными смертью лицами.

Передо мной стоит загорелый, вымазанный в грязи восточный парень в одних штанах, комично облепленных листьями. На жилистом плече висит ружье кого-то из дружинников – на прикладе вырезано изображение медведя. Пасть его раскрыта, обнажая острые зубы.

Шрамы на лице и шее предательски чешутся. В черных волосах моего спасителя запутались ветки, напоминающие оленьи рога.

– Ну, здравствуй, Амур, – расплывается в кривой улыбке Хастах. Его острое и угловатое иноземное лицо будто не предназначено для улыбок. Восточные жители никогда не славились рвением в демонстрации зубов, как, например, западные мерянцы. Вторые скалятся по делу и без.

Карие глаза моего друга хитро скользят по телам, усыпавшим лесную тропу, словно опавшие листья. Спины касается холодная ладонь.

– Я же говорила, они справятся.

Идэр не обращается ко мне. Скорее, слова адресованы Хастаху. Не оборачиваясь, брезгливо сбрасываю ее руку. Она обходит справа и встает напротив. Совершенно такая же, как в последнюю ночь, когда я ее видел. Одетая в военную форму, она встает подле моего старого друга и самодовольно озирается по сторонам. С первого взгляда они похожи на близких родственников.