Следующий по очереди подавал свайку предыдущему игроку, и это продолжалось до тех пор, пока играющий не проделает все оговорённые фигуры или до его промаха. По окончании игры один из выигравших брал свайку и с силой бросал её в землю так, что она почти вся входила в неё. Проигравшие по очереди вынимали свайку из земли. Так могло ли это быть опасной игрой? Некоторые варианты сваек имели четко различимые гранёные стороны стержня. Это оказалось отдельной темой, потому что было связано с… холодным оружием. Русская армия почти до первой мировой войны пользовалась игольчатыми штыками, сначала трёхгранными, а с 1870 года четырёхгранными. Эти штыки принесли русскому солдату славу непобедимого в рукопашном бою, потому что раны от таких штыков почти всегда очень тяжелы или смертельны, так как вызывают обширные внутренние кровотечения. По этой причине, кстати, трёхгранный штык был запрещён Венской конвенцией, как негуманное оружие.

Если свайку хорошо заточили (а для игры она должна была быть остро заточена), то она становилась уже вполне рабочим прототипом штыка, способного нанести смертельное ранение. При несильном или неточном броске свайка становилась острием вверх на тяжёлую и плоскую головку. Мог ли царевич избежать трагического исхода – как-то сгруппироваться во время падения, оттолкнуть свайку или чем-то смягчить падение? Или во время приступа он был обречён? Видимо, проявления болезни были различны по тяжести – в более лёгких случаях Дмитрий не терял сознания, но грыз и кусал окружающих за руки и вообще за что попало, когда они пытались его удержать, или предметы в пределах досягаемого. Но 15 мая 1591 года припадок был генерализованный, и мальчик упал, потому что потерял сознание. В руках была свайка… Куда попало острие свайки по следственному делу не ясно, ни один из свидетелей не уточняет, видимо, не считая это либо нужным, либо важным.

Игра в свайку или тычку58

Но была ли его рана причиной гибели? По всей видимости, нет. В Угличе вам с большим удовольствием продемонстрируют «ковчежец» co сгустком крови из смертельной раны на шее царевича, который хранится в церкви св. Димитрия «что в поле». Повреждение магистральных сосудов шеи таким крупным предметом, как свайка, должно было привести к тотальному кровотечению с очень быстрой остановкой сердца. Обескровленный царевич умер бы в течение 2—3 минут. Крови тоже должно было быть очень много, что неизбежно произвело бы впечатление на дворовых «робяток», но никаких упоминаний о сильном кровотечении нет. Ни один из свидетелей не говорит, что царевич истек кровью, только вполне безобидное – «покололся ножичком», «покололся свайкой». Точно так же свидетели характеризуют небольшие колотые раны от свайки, нанесенные царевичем во время припадков другим людям. Зато все единодушно утверждают: «бился долго» в падучей. Смерть не от кровотечения, а от приступа эпилепсии косвенно подтвердил и Григорий Фёдорович Нагой в своих «расспросных речах»: «…а как они (Григорий и Михаил Нагие) пришли, а Царевич ещо жив был и при них преставился»59. Следовательно, ранение могло ускорить смерть, но не было её причиной. Царевич мог скончаться от удушья или от остановки сердца. Единственным утешающим фактом может служить только понимание того, что эта смерть была безболезненной. Он просто не пришел в сознание. Прибежавшая на крики детей мамка схватила на руки царевича, и тот, не приходя в себя, умер.

Далее события понеслись вскачь, прокручивая первый – пока крошечный – круг кровавой российской трагедии наступавшего исподволь смутного времени. Нагая, по описаниям очевидцев, ведёт себя крайне агрессивно и очень мало заботится о погибшем сыне.