…Человек – это встречи – каждую секунду, каждый миг.

Встречи, озаряющие откровением и отбрасывающие во тьму.

Встречи с любовью и ненавистью, встречи с водой и камнем.

…Встречи быстры, как молния, и могут оставить черный след.

Ты выходишь в мир, что бы встречаться, и возвращаешься ради встреч.

…Тысячи лет наши встречи кровь и смерть.

Пришелец поднимал на копье отнятого у матери младенца. Изгнанник любил песни о чужой земли, тоскуя о камнях далекой Родины.

Поработивший искал истину у раба.

Был отнят хлеб у своего ребенка, чтоб прокормить чужого.

Сын предавал свою Землю, а иноверец отдавал за нее жизнь.

Чужестранец был мудрым учителем, а соплеменник ослеплял и сжигал святые книги Отчизны.

Но мы не знаем, не помним и не хотим понять…

…Двое конвоиров в черной камуфляжной форме вели профессора Майкла по тусклым бетонным коридорам подземелья. Вдоль стен было встроено несколько дверей. Сквозь одну из них прорвался исступленный мужской крик: словно кого-то пытали.

Профессор болезненно сощурился, словно пытался упрятаться от этого истошного голоса. Он мельком осмотрел своих конвоиров: безличные зомби. Это были из тех бритоголовых и безбровых существ из казармы, которую Идрис показал ему на стенном экране.

Наконец, за поворотом они остановились у черной двери. Безбровый прижал Майкла к стене лицом, и только после этого второй из них набрал на панели код, и профессора втолкнули в открывшуюся, уже знакомую Майклу, комнату: «Пульт Запуска».

Идрис стоял над мужчиной, который что-то быстро печатал на компьютере.

– А, вот и профессор! – и нарочито-радостно раскрыл руки.

Мужчина за компьютером обернулся: он был обросшим, неухоженной, с проседью, бородой и ниспадающими на плечи длинными, прямыми волосами.

– Не узнаете, профессор? – благодушно спросил Идрис. – Все та же конференция… Журналист, который героически защищал Израиль… Вспомнили? – он церемонно повел рукой в сторону бородача. – Знаменитый на весь мир – Хдис Харан! – и едко подкинул. – Но теперь уже бывший… А сейчас этот правдолюбец стряпает «Новые протоколы сионистских мудрецов». Раньше он поливал грязью всех юдофобов, а теперь вот разоблачает евреев. Жить-то… хочется!.. Но самое интересное, что мир снова поверит в эти «протоколы». И даже с самым превеликим удовольствием. Ведь то, что направлено против евреев, так называемая «мировая общественность» сожрет, как деликатес. Только подавай! – и повел ладонью в сторону Майкла. – А это наш знаменитый биофизик, профессор, у которого в голове есть кое-какие догадки.

Бородач и Майкл молчаливо всмотрелись друг в друга.

– Ну, хорошо.. – Идрис глянул на журналиста. – Дай мне распечатку этих двух «матерьяльчи-ков». – он с особенным удовольствием произнес «матерья льчиков».

Бородач вернулся к компьютеру.

– Вы присаживайтесь… – Идрис показал Майклу на прежнее место в углу, где стоял все тот же деревянный стул.

– Кстати, сегодня ведь хороший еврейский праздник Рош Гашана! Как там… – и он, как бы поднапрягши память, процитировал:

«…кто будет жить, и кто умрет, кто прожил предел своих лет, и кто нет, кто погибнет в огне и в воде… – и тут он поднял палец и продолжил. – кто будет жить в мире, а кого будут терзать… …. Красиво сказано!.. Хотите выпить в честь праздника?

– Спасибо… – глухо отрезал Майкл.

Монотонно заработал принтер, бородач подал Идрису два листа с плотно напечатанным текстом.

– Можешь идти… – Идрис взял бумаги.

Бородач пошел к двери, где стояли конвоиры Майкла, пристально глянул на сидевшего в углу профессора.

Тот проводил его убегавшими вдаль глазами, словно пытался что-то понять, потом посмотрел на широкое, во всю стенку окно, за которым скрывалось огромное сатанинское пространство.