Мы делаем то, чего хочет клиент. Наши инструменты хирургически точны. Быть может, мы работали в ФИАФ (Международной федерации киноархивов), быть может, мы имеем степени в киноведении, быть может, мы уважаем прошлое, быть может, разделяем необъятную страсть к пленке, и, быть может, мы – непререкаемые авторитеты в своих экспертных областях. Но в конечном счете просто и ясно: мы делаем то, чего хочет клиент. Время и деньги – единственные ограничители нашего вмешательства. Дайте нам достаточно денег и времени, и мы сможем стабилизировать изображение, почистить помехи в фильмовом канале, удалить царапины и пыль, восстановить пропущенные кадры или склеить имеющиеся, мы можем нафантазировать цвет, усилить резкость или смягчить фокус, добавить или убрать зерно, вдохнуть новую жизнь в тот кусок аналогового хлама, что нам принесли. В сравнении с нами Виктор Франкенштейн будет выглядеть любителем. Мы обслуживаем и удовлетворяем потребности современной аудитории. Сказать по правде, раз уж мы являем собой международную точку отсчета в этой области, мы и есть те, кто должен создавать ожидания. Мы нужны современной аудитории, когда дело касается пленочной реставрации. И поскольку, воистину потрясенные новыми возможностями, предоставленными новыми технологиями, мы уже приступили к переделке этих ожиданий и нужд, то нам следует до конца идти по этому пути прогресса. Это то, что нравится нашим клиентам. Это то, чего ждет современная аудитория. Да и к тому же, сказать по правде, мы и сами всем этим немало увлеклись.

Зачем вообще нужна пленка?

Никто попросту больше не показывает кино с пленки. И мы не говорим о коммерческих или артхаусных кинотеатрах, мы говорим о киноархивах и музеях кино. Окей, может быть, есть одно, два, три, четыре, пять учреждений, бескомпромиссно преданных демонстрации истории кино в оригинальных форматах. Но сможете ли вы и в самом деле назвать больше пяти из тех, кто все еще бескомпромиссно цепляется за эти невозможные, устаревшие стандарты и принципы?

Наши продукты безупречны. И от просмотра к просмотру остаются таковыми. Когда работа завершена (до следующей партии технических инноваций, то есть до следующей реставрации), наши цифровые продукты безупречны и неизменны. Наконец-то мы одолели, даже сожгли на костре эту старую и сомнительную примету «аутентичного киноопыта» – безусловную изношенность. Никаких больше привилегированных, изящных философствований о «пленке как артефакте» и об «опыте перформативного акта». Короче говоря, никаких больше опасностей и рисков. Аналоговость аналогична сексу: грязная, липкая, потная, растрепанная, неуклюжая, трудоемкая и потенциально заразная, опасная и даже смертельная. С «цифрой» мы безопасно входим в будущее.

Мы – агенты культуры.

Если присвоить центральный тезис французского кинотеоретика Жан-Луи Комолли о взаимосвязи кино и зрелища – шоу должно продолжаться. Мы успешно запечатываем время и стираем следы истории. До и после – больше не приметы времени, никаких больше выдержек из недавнего прошлого или возможного будущего, никаких больше воображения и памяти, только технологический жаргон и маркетинговые термины, призванные доказать (и это не подлежит сомнению), что запечатанное, деисторизированное и деполитизированное цифровое настоящее – это единственно возможное настоящее. В конце концов, кому нужны эти исторические и политические категории мышления, если – как мы все прекрасно знаем – нынешний режим должен быть нашим единственным будущим, настоящий и прошлым?

Шоу должно продолжаться.