Всю дорогу Горсей невольно любовался Марией, необычайно стройной, в отличие от большинства русских женщин. На ней было зеленое платье с широкими рукавами, самое простое, без излишеств, которые Горсей видел в нарядах европейских женщин, талию подчеркивал узкий корсет, темные волосы были собраны под высоким чепцом. Пожалуй, она была хороша! И сейчас, спасая еще совсем молодую женщину из ее бедственного положения, Горсей был доволен собой! И позже в своих воспоминаниях он изобразит отъезд Марии из Риги как бегство, чуть ли не им самим организованное.

Все пути для возка Горсея были открыты, их нигде не посмели остановить – договоренность Посольского приказа с королем действовала. Мария и сама не заметила, как возок миновал города, к середине дня оказавшись на русско-литовской границе, где их встретил посланный Борисом конный отряд. Закованные в броню ратники с почтением склонились перед сидящей в возке Марией и, оседлав коней, попросили княгиню поторопиться…

После нескольких дней пути они достигли наконец Москвы. Глядя в окно возка, Мария осматривала город, значительно разросшийся с того дня, когда она была здесь в последний раз. Тогда он был наполовину разрушен после нашествия крымского хана, сейчас же среди покрытых желтой листвой садов грудились во множестве слободки, возвышались поодаль боярские терема, тускло блестели купола многочисленных церквей и соборов. Евдокия замерла у окна, привыкшая к каменным и серым европейским городам, а теперь пораженная незнакомыми дотоле ей видами, с восторгом спрашивала: «Мамо, а что это? А это что?» (Говорила девочка по-русски, Мария воспитывала ее вне латинского влияния.)

И вскоре уже предстали они перед государем. Подле Феодора в резном высоком кресле восседала Ирина, вся в атласе, жемчуге и серебре, и глядела она на Марию свысока, с неприязнью. Мария же сдержанно улыбалась: пусть на ней простое старое платье, залатанное не раз, но она была княгиней, правнучкой Ивана Великого. Иными словами, в ее жилах текла кровь великих князей и византийских императоров, а Ирина, безродная, была всего лишь женой Феодора (к тому же бездетной).

Братских объятий и поцелуев не было, Феодор истуканом сидел на троне и даже ничего не говорил – вместо него приветствовал Марию Дмитрий Годунов, дядя Ирины и Бориса, низкорослый лысеющий боярин, любивший роскошь, судя по его богатому одеянию. Марию с дочерью поселили во дворце, однако уже вскоре ей было объявлено, что жить она отправится на окраину Москвы, в свое имение, со слугами и стражей, и содержать ее будет сам государь из личной казны. Мария была этому рада – не любила она дворец, с коим были связаны страшные воспоминания: сюда ее привезли после гибели родных, отсюда она уезжала с Магнусом в Оберпален. Да и Ирина всячески продолжала проявлять неприязнь к Марии. Феодору царица едва ли не ежедневно говорила о том, что Мария презирает ее:

– Почто она так смотрит на меня? Чем я заслужила это? Нет, не любит она меня! Молю тебя, отошли ее. Я не вынесу более таких унижений!

– Примиритесь с Марией, – мягко отвечал Феодор, – мы семья одна. Простите друг друга и живите в мире…

– Не будет того! Не будет! – со злыми слезами отвечала Ирина. – Ежели ее хочешь оставить во дворце, так отошли меня в монастырь! Постриги! Я не вынесу…

И Феодор пошел на поводу Ирины, переселил Марию с ее дочерью в выделенное им имение, просил только Бориса, что отбирал княгине слуг, дабы Мария ни в чем не нуждалась. Вообще для Феодора это было тяжкое время, и он выдохнул с облегчением, когда раздор меж Ириной и Марией закончился.