Он встал. Движения медленные, тяжелые, но выверенные. Не глядя, вытер окровавленный клинок о грязный бок своей футболки. Замер, глядя на отражение в лезвии. В отражении, в дверном проеме за его спиной – тени людей. Отряд 141, замерший в наблюдении.
Лиса не дернулся. Не крикнул. Он развернулся БЫСТРО. Пистолет (ПМ) уже в правой руке, наведен на грудь Прайса. Левой рукой он с безупречной техникой прокрутил нож, занося для броска – в область шеи Газа или Гоуста. Его глаза – глаза загнанного зверя, которому нечего терять. Дышал часто, поверхностно, адреналин тряс изнутри.
«Не двигаться», – голос хриплый, сдавленный. – «Еще шаг…» – он прервался, сделал глубокий вдох. – «…уходите. Я не хочу больше убивать, уходите по-хорошему».
Тишина сгустилась, как кровь на полу. Лиса крепко держал пистолет, но сама рука предательски подрагивала. Взгляд приобрел расфокусировку, мужчина начал щуриться. Отряд 141 замер в ответ: Прайс не поднимал оружия, тело напряжено, готово к рывку, лицо – каменная маска. Соуп прицелился в центр массы Лисы, его взгляд оценивал угрозу. Газ держал палец вдоль спусковой скобы, его взгляд анализировал стойку Лисы. Гоуст – статуя, оружие направлено на ножевую руку.
Прайс (голос спокоен, глубок, властен, перекрывая тишину):
– Опусти оружие, Соловьев. Или Данфор. Как удобнее. Мы не Барков. Мы здесь, чтобы вытащить тебя из этой ямы.
Глаза Лисы сузились. Губы искривились в горькой усмешке:
– Вытащить? Или доставить Баркову в клетке? Или своим хозяевам в Лэнгли? Я… сказал… уходите.
Газ (тихо, но отчетливо, голос аналитичный, оценивающий угрозу):
– Капитан… руки дрожат, взгляд затуманился. Состояние критическое
Соуп (тихо усмехнулся):
– Хорошие новости, псих еле живой, чтобы драться. Плохие новости, у психа есть оружие. Это шлет нахер первую новость.
Газ (шикнул) тихо, Соуп.
– Последнее предупреждение, – взгляд Лисы метнулся к Газу, нож качнулся.
Прайс (сделал шаг ВПЕРЕД, между Лисой и Газа/Гоустом. Руки открыты, тело – пружина. Глаза буравили ледяные озера Лисы. Голос твердый, прагматичный):
– Барков объявил тебя предателем. Приказал стереть. Мы видели его людей у твоей квартиры. Мы знаем про Верданск. Про химию. Про то, что ты отказался. Мы здесь, чтобы предложить шанс. Шанс ударить по нему по-настоящему. Шанс спасти других от того, что видел ты. Опусти оружие. Доверься хоть раз.
Лицо Лисы исказилось. Не злость – внезапная, глубокая боль. Глаза щурились, смотря на Прайса с невыносимой усталостью.
– Верданск… —, голос – эхо в пустоте. – Химия…
Рука со стволом дернулась вниз, как отрубленная. Пальцы левой руки разжались в несдерживаемой дрожи. Окровавленный нож упал на бетон с глухим стуком. Эта же рука впилась в виски, ногти вцепились в кожу. Челюсть сжалась до хруста. Сквозь стиснутые зубы вырвался прерывистый шепот:
– Черт… черт… Не сейчас… НЕ СЕЙЧАС!
Дыхание превратилось в хриплые всхлипы. Тело покачивалось. Глаза зажмурены, словно вытирая ужасную картинку. Сквозь зубы, с закрытыми глазами:
– Он отдал приказ… сбросить химикаты… на город… где прятались… террористы… – Он резко размял шею, костяшки пальцев побелели. – Я… я лично отдал приказ о спуске ракет… – Глаза РЕЗКО открылись. Взгляд мутный, отсутствующий, устремленный в прошлое. – Но там… – голос сорвался, стал громче, хриплым от невыплаканных слез и ярости. – Не было там террористов! Гражданские!.. ДЕТИ!.. ТАМ НЕ БЫЛО ГРЕБАННЫХ ТЕРРОРИСТОВ!
На последнем слове тело содрогнулось. Он ОТБРОСИЛ пистолет в сторону, как раскаленный уголь. Оружие шлепнулось в лужу крови. Лиса вторую руку приложил к голове, держась теперь двумя руками, словно она лопнет, чуть сгорбившись – абсолютная капитуляция.