Пока Яр смотрит кино, я смотрю на него.

В моей буйной голове рождается целая история. Как же так вышло, что бывший оказался здесь. Говорит на испанском. Живёт в таком большом доме. Что в его жизни и в какой момент пошло не так?

– Яр, – решаюсь удовлетворить своё любопытство.

– М? – даже не думает отвлекаться.

– Почему ты бросил военную авиацию?

– Ай, – отмахивается от меня и становится совсем хмурым.

– Ну, Яр, – канючу, – что случилось.

– Ранение.

– Что?! – подползаю к бывшему. – Куда? Что произошло?

– Я так понимаю, кино ты мне посмотреть не дашь? – переводит на меня взгляд.

– Какое к чёрту кино? – возмущаюсь.

– Что ты хочешь знать? – скрещивает руки на груди.

– Когда это произошло? Нет. Что произошло? Нет. Как так вышло?

Смотрю в глаза Яра и жду, когда он поведает мне, как жил эти годы.

– Ну, на кой тебе это, Лерок? – замечаю искринки во взгляде бывшего. – Ты скоро поправишься и укатишь к себе домой. К своему бойфренду.

– Да нет никакого бойфренда, – свожу брови. – И вообще, Соколов, не переводи тему!

– То есть мужа нет, парня нет. Так ты совсем свободна, что ли? – щурится.

– Куда же тебя ранили? – усмехаюсь. – Если верить легендам, – начинаю говорить с загадкой в голосе. – Вы, мужики, любите компенсировать отсутствие одних органов другими. Судя по твоим мышцам, я уже знаю, куда тебя подстрелили.

Разве что моську не строю и язык не показываю.

Яр изгибает одну бровь и усмехается:

– Лерок, Лерок, ну допросишься же, – даже не шевелится.

– Бедненький мой, – глажу Яра по голове. – Отстрелили, да? – делаю самое жалостливое лицо, на какое способна. – А то и дом вон какой огромный.

– Откушу я твой острый язычок, – усмехается Яр.

– Что, правда глаза колет?

– Если тебе на самом деле интересно, самолёт взорвался во время испытаний. Я катапультировался, но кусок обшивки прилетел-таки мне в булку.

Сижу и давлюсь от смеха.

– Это очередной прикол? – выговариваю с трудом.

– Если бы, – пожимает плечами Яр. – Хочешь, покажу? – тоже начинает ржать.

– Нет, спасибо, – мотаю головой.

– Ну и зря, я татуху себе набил на месте шрама.

– Шутишь? – замолкаю.

Яр и тату? Да кто это передо мной? Тот Яр, которого я знаю, ни за что бы не испортил своё тело татуировкой. Он это дело терпеть не может.

– Отнюдь, – улыбается на одну сторону.

– И что там?

– Твой портрет, разумеется.

Моментально затыкаюсь. Глаза мои становятся огромными.

– Что?! Ты опух? Мой портрет на заднице? – подрываюсь и хватаю Яра за штаны. – А ну, снимай!

– Тише, тигрица, – ухохатывается Яр. – Поезд уехал. Я предлагал, а ты отказалась. Теперь будешь жить в неведении.

Вижу во взгляде Соколова искорки веселья, но понять, прикалывается он или говорит всерьёз, не могу.

– А ну, немедленно снимай штаны! – требую командирским тоном.

– Только при одном условии, – Яр разъезжается в безумно вкусной улыбке…

Задумываюсь на секунду, но сразу же прихожу в себя. Вот ещё! Что это Яр выдумывает?

– Какие условия? – упираю руки в боки. – Если ты набил мой портрет на своих булках, тебе кранты! Я… я… я засужу тебя!

– Это за что, позволь спросить? – Яр приподнимает одну бровь.

В его взгляде так и пляшут озорные бесята. Как же я любила этот взгляд.

Обычно Яр так смотрел, когда безумно хотел меня. Но желание выяснить правду о возможном портрете на его заднице меня поглощает:

– Не знаю, – мотаю головой, – но я придумаю! Снимай штаны, говорю! – требую и снова тяну за резинку этих самых штанов.

Всё уже превратилось в фарс. Мне самой начинает казаться, что я вру сама себе. Зачем я так упорно пытаюсь стянуть с бывшего штаны?

– Не стоит искать поводы, чтобы увидеть меня без одежды, – говорит Яр, будто читая мои мысли. – Только попроси.