— Послушай, — вздыхаю и тереблю край белой скатерти, — ты не можешь врываться в нашу с Ваней жизнь лишь для того, чтобы потешить свое самолюбие. Ты как это себе представляешь?

— Я не знаю, — подхватывает фотографию Вани и хмуро ее рассматривает. Затем поднимает взгляд. — Покажи его, какой он сейчас.

— Я не хочу, — я готова расплакаться. — Адам, я тебя умоляю, заклинаю… Ты же жил до этого спокойно и тебя ничего не беспокоило. Ты прав, я справилась. У нас все хорошо. Он сыт, одет, окружен заботой.

— Я его отец, — откладывает фотографию и поддается в мою сторону с шепотом. — Мила, я плохой человек. И за эти пять лет я стал еще хуже, чем был. Ты знала лучшую версию меня. Я к тебе поэтому сегодня и полез, потому что накатили воспоминания, каким я тогда был с тобой. Чуток меня встряхнуло. Не ожидал увидеть привет из прошлого. Хорошего прошлого. Теплого, уютного и с беседами на рассвете с горячим чаем. Ты же помнишь все эти наши разговоры о всякой ерунде и то как ты с криками, что опаздываешь, собиралась на пары?

— Помню, — сипло отвечаю я.

— И я ни с кем так много не разговариваю, — недобро щурится. — Я в принципе не люблю болтать попусту. И даже сейчас, когда я на грани, я говорю и говорю. Спрячь зубки, иголочки, и покажи мне Ваню. Я уверен, что у тебя в телефоне много его фотографий.

Лезу в карман штанов и достаю смартфон. Открываю галерею и в отчаянии протягиваю телефон Адаму, который медленно забирает из моих пальцев:

— Вот и умница.

В полном бессилии наблюдаю за тем, как он листает фотографии, и не могу уловить во темном взгляде истинных эмоций. Он не улыбается, не хмурится и обманчиво спокоен. Будто не фотографии сына листает, а отсканированные страницы документов.

— У тебя самого… дети другие есть?

— Нет.

— А что так?

— Не сложилось.

— За столько лет с женой…

Поднимает черный взгляд:

— К чему тебе эта информация?

— Я заслуживаю хоть немного правды, — пожимаю плечами.

— Оставь ты уже ее в покое. Она тебя сейчас точно никаким боком не касается. Стоило все эти вопросы о ней задать тогда, а сейчас это уже бессмысленно. Я не хочу удовлетворять твое женское любопытство, потому что…

— Я хочу понять тебя, — шепчу я.

— Нечего тут понимать, — возвращается к телефону.

— Говорим много, но не по делу.

— Как и тогда, — замолкает на секунду и показывает мне экран. — Кто этот мужик?

На фотографии мой сын и его тренер по футболу Алексей, который сидит перед ним на корточках и что-то объясняет. Фотографию я сделала после занятий и хотела запечатлеть, каким серьезным и суровым может быть мой сын.

— Тренер по футболу.

— Он его отчитывает?

— Нет.

— А что тогда?

— Обсуждает игру.

— Ваня будто втащить хочет тренеру, — Адам едва заметно хмурится и вновь разглядывает фотографию.

— Лёша — хороший…

— Лёша? — поднимает взгляд.

— Да, — неуверенно отвечаю я.

— Довольно фамильярно, — откладывает телефон. — Разве не принято к тренерам обращаться по полному имени для соблюдения субординации?

— Ну, он же не меня тренирует.

— Ясно, — откладывает телефон и подхватывает бокал.

Покачивает его в ладони, вглядываясь в мои глаза, а я хочу спрятаться под стол, но держу себя в руках и взора не отвожу. Ладони, конечно, потеют.

— Ты не можешь запретить мне быть отцом для Вани.

— Ты же понимаешь, что в его ожиданиях его отец вернется из космоса не на редкие встречи и для алиментов, а в семью. Он, мама и папа должны быть вместе.

— Звучит логично. И я его в этом вопросе поддерживаю.

— У тебя другая женщина. Это раз. И быть с тобой я не хочу. Это два. Ты как себе это представляешь?

— Ты пакуешь вещи, приезжает машина забирает их и тебя с сыном . Я решаю вопрос с установлением отцовства. Есть второй вариант, Мила, жестокий, бесчеловечный и эгоистичный, но я к тебе тепло отношусь, поэтому не хочу идти войной против тебя.