Муть, принимающая меня в свои объятия тревожная, полная болезненных воспоминаний. Хочу вырваться из этих тисков, но не могу. Нет сил. И мной завладевают кошмары прошлого. Они всплывают, обрастая выдуманными деталями.

Мне хочется убежать, спрятаться. Хочется, чтобы кто-то заслонил меня от всего, и сознание сжаливается надо мной.

Туман беспросветной боли рассеивается постепенно.

Сначала в мрачную картину врывается знакомый запах сигарет и парфюма с горьковатыми нотками. И вместе с ним мрак сменяется теплым светом.

Мне снится, что-то из сладкого прошлого, когда все хорошо, и самая серьезная проблема – пропущенный сеанс маникюра.

«Ты моя, слышишь?» – требовательный низкий голос. – «И никто тебя не получит! Ты поклялась!»

Даже во сне хочется плакать.

Особенно, когда знакомым жестом рука скользит по моим волосы и пропускает пряди через пальцы.

«Дим», – хнычу я.

Виска касаются губы и прокладывают дорожку вниз по щеке.

И я всем существом рвусь к ним. Мне так их не хватает. Я снова хочу летать.

Я первая целую родные губы, упиваясь ими, не обращая внимание, что поцелуй соленый от моих слез. Глажу колючую щетину, зарываюсь пальцами в густые отросшие волосы.

Димка отвечает мне страстно, жадно. Я хватаюсь за него, как за последнюю опору. Позволяю его рукам сжимать меня, тискать. Разрешаю его губам клеймить меня. Все так, как и должно быть.

Я не хочу просыпаться, но мне кажется, что стоит только сейчас открыть глаза, и я увижу того самого, того, которого до сих пор вопреки здравому смыслу люблю.

– Девочка, – бессвязное бормотание, горячее дыхание, опаляющее мои губы.

И я превращаюсь в мягкую глину в его руках, льну к нему, тянусь и таю.

Я должна увидеть в его глазах то, что видела раньше. Одержимость мной. Его жажду. Его лихорадку.

Иначе все не имеет смысла.

Без этого, мир можно выбросить на свалку.

Я распахиваю ресницы… прямо в реальность.

Солнечный свет режет воспаленные глаза, но приятные ощущения не пропадают.

И мозг заторможенно регистрирует, как вспыхивают искорки рядом с тем местом, где горячая ладонь продолжает наглаживать голое бедро под юбкой. Мои пальцы запутались во взъерошенных волосах и прижимают к себе голову того, кто покрывает жалящими поцелуями мое горло.

Я застываю, у меня нет сомнений, кто это. Мои реакции не изменились ни на каплю. Как унизительно, что он это теперь знает.

Как долго он меня лапает, а я послушно выгибаюсь под его ласками?

– Убери руки, – непослушным со сна голосом хриплю я.

Но Демон меня не слышит.

– Отрава, – бормочет он и проводит кончиком языка у меня за ухом.

И я отталкиваю его. Получается не сразу. Демон не торопится разжимать объятья.

С ужасом смотрю в его шалые глаза, полыхающие странным огнем.

– Как ты посмел? – у меня срывается голос. – Убирайся!

Снова на его лице проступает растерянность, а потом взгляд Демона тухнет, покрывается коркой льда. Сузив глаза, он молча отступает, а я лихорадочно поправляю одежду, вытираю следы его поцелуев. Горелов смотрит на это, и челюсть его сжимается, желваки играют на скулах.

– Ты об определилась уже, – зло усмехается он. – Ты верняк готова под меня лечь.

– Ты еще здесь? – я уже звучу истерично, но меня трясет. Бьет током изнутри, ко мне можно подключать лампочку. От меня фонит подбирающейся истерикой. Горло сжимает спазм.

Смерив меня морозным взглядом, Демон убирает руки.

И вместо того, чтобы провалиться в преисподнюю, он разваливается на стуле напротив.

– Да я не к тебе, вообще-то, – цедит он. – Мне сказали, Лариса пошла сюда.

13. Глава 13

Инга

Это как пощечина.

Лариса? Уже? Так быстро?

Грудь стискивает стальным обручем.