– Но я не могу в субботу!

У Олега награждение. Администрацией города он номинирован как «Лечебный специалист года» и в ближайшую субботу мы приглашены на торжественный вечер.

– Значит, в воскресенье, – легко соглашается грек, ослабляет хватку, и я понимаю, что он опять меня провёл, а я слишком быстро согласилась.

– Ты можешь от меня просто отстать? – бормочу под нос, пытаясь застегнуть платье.

– Я от тебя отстану, – отпускает он безразлично, глядя, как я мучаюсь. – Как только поставлю подпись на договоре купли-продажи и «Аурум» будет моим.

Вера

– Что он тебе сказал? – постукивает костяшками пальцев по стеклу наш Батюшка, которого мы нарекли так, благодаря церковной фамилии Поп.

– Сказал, что рад видеть, и позвал на свидание в воскресенье.

Иногда за глаза мы зовём его Геной, так как он наш генеральный продюсер.

Ну а, совсем уже наедине с собой, я величаю его обыкновенным мудаком. Потому что он любит давать мне самодурские задачи и требовать их выполнение сиюминутно.

– Про прииски золотые болтал?

– Нет.

– Плохо, – бьёт он по столу кулаком. – Я же просил разговорить его.

– Сами бы поговорили, – замечаю, разглядывая маникюр.

– Милочка, – краснеет. – Я всё могу сам. Поговорить с греком, сделать сам себе авторскую передачу. Есть только один вопрос, – взрывается. – На хрена мне тут ты, спрашивается?

– Пошла я, – тяжело вздыхаю и хватаю свою сумку. – Здесь аура у вас плохая. Надо бы проветрить.

– Анатолий Аркадьевич, – в кабинет заглядывает мой заклятый коллега Артемий Вознесенский. – Вы заняты?!

– Нет, Артём, – намеренно приятно отвечает наш Карабас-Барабас. – Милочка уже уходит. А ты, – смотрит на меня язвительно и обращается к Вознесенскому, – проветри окно, – кивает в сторону закрытых жалюзи. – А то у нас здесь говорят аура плохая.

Усмехаюсь и облизываю идеально подрисованные карандашом губы.

– До свиданья.

От души хлопаю тяжёлой дверью. Сложив руки на груди, неторопливо иду по коридору.

Сзади слышится стук.

– Довела старика, Стоянова? – шипит Вознесенский. – Бросила, что ли?

Ржёт как идиот и болезненно дёргает за волосы, которые утром были аккуратно уложены в высокий хвост.

То, что я сплю с генеральным – давняя байка, этим уже даже стажёрок не удивишь. Самое мерзкое – распространяет её человек, который сейчас пялится на мою задницу, обтянутую синими джинсами, и смещает взгляд ниже. Облизывается на чёрные ботфорты-чулки на высоком каблуке.

– И что ты в нём нашла? – спрашивает, поправляя смешную для тридцатилетнего мужика длинную чёлку. – Я бы тебя сам трахнул.

– Свою жену трахни, – отворачиваюсь.

– Жену я каждый день трахаю, – цедит он ехидно. – А тебя бы на разок. Верунчик, а?..

– Боюсь, на разок тебя не хватит, Вознесенский, – поднимаю руку и показываю ему «фак». – Дождевые черви в штанах меня не вставляют.

– С–сука, – шипит Артёмка.

Залетаю в студию и разместив одну ладонь на талии часто дышу. Приоткрытая в топе с длинным рукавом грудь тяжело вздымается.

Я… могу достойно себя защитить, но так хочется, чтобы это сделал кто-то другой… Вре́зал этому козлу за все гадости, которые он совершил за годы моей работы на телике.

Подхватив тренч, вылетаю на улицу.

Усаживаюсь в свой любимый Опель и тут же, падаю на руль. Всхлипываю от обиды. Все как сговорились.

С волками жить – по-волчьи выть!

Это правило я давно осилила.

Успокоившись, подкрашиваю ресницы и губы. Очерчиваю кисточкой высокие скулы на лице. Сбрызгиваю длинную шею вкусной туалеткой. Мой внешний вид – это то, что всегда придаёт уверенности. Какая бы беспроглядность в жизни ни накрывала!

Выехав на дорогу, отвечаю на звонок Анны Ивановны.