Дети в разноцветных резиновых шапочках смешными поплавками прыгали по воде. Фонтаны брызг, их милые мордашки– милота, на которую можно смотреть вечно.

Никита выскочил из раздевалки, как всегда, с плохо просушенной головой, порывисто забросил спортивную сумку в машину, расслабленно откинулся в кресле.

– Устал? Пить будешь?

Сын схватил коробочку сока, прилип к трубочке.

Да, если бы я 45 минут так махала руками и ногами в воде, я бы сейчас трупом лежала. А он молодец, держится. Мужик!

Дома мы коротали вечер одни, Ник пробрался в свою комнату с телефоном, да так и уснул вместе с ним. Обычно я не разрешаю в кровати долбиться в игры, а сегодня сбитая с толку своими сомнениями упустила этот момент.

Роман пришёл только в десять вечера.

Не успел снять пальто, его отвлёк звонок, он прошёл в спальню. Правда, наша спальня была больше похожа на королевский кабинет.

Письменный стол полукругом из розового дерева с креслом тёмно-зелёной кожи были его рабочим уголком.

Плазма напротив кровати во всю стену. Сама кровать с резными деревянными стойками и шёлковым балдахином – произведение искусств.

Роман скрылся за дверями спальни. Я отправилась в кухню, не зная точно, накрывать ужин или нет.

В тот самый момент, когда я отправилась спросить у Романа про ужин, он вышел мне навстречу и тут пилимкнул домофон.

Мягкий мелодичный звонок прозвучал набатом. Меня просто подкосило. Мы одновременно повернулись к экрану. Консьерж сообщил: к вам посетитель.

Экран домофона был далеко, кто там не разобрать. Неужели это Марк. Пересохшими губами я попросила:

– Давай не будем открывать.

– Что? Почему? – Роман двинулся к двери.

Я ухватила его за руку:

– Не открывай. Прошу.

– Эй, малышка, ты чего.

– Постой. Ты ждёшь кого-то? Нет. Вот и я нет. Давай не откроем.

Роман аккуратно высвободился, подошёл к домофону, нажал кнопку "пустить".

Повернулся ко мне:

– Не глупи, Жанна. Это ко мне по работе. Курьер доставил бумаги.

Те долгие пять минут, пока лифт ехал на наш этаж я успела надумать чёрти что. Страх появления Марка сменился ещё большим напряжением. И хотя опасность миновала, меня как заклинило.

Продолжало трясти, стало душно, не хватало воздуха. Роман получил бумаги, захлопнул дверь, распрощавшись с курьером, повернулся ко мне.

Я тихонько сползла по стенке и разрыдалась.

– Так, что происходит?

Роман поднял меня , принёс в гостиную, усадил на диван. Внимательно смотрел в лицо. Меня накрыла истерика.

Я закрывала рот ладонью, чтоб не разбудить своими слезами сына. Слёзы текли не останавливаясь, я, как тогда, пять лет назад в такси, не могла вымолвить ни слова.

Роман гладил меня волосам, терпеливо смотрел в лицо, обнял.

– Отец Никиты объявился. Я боюсь, что он придёт сюда.

Сразу стало легче. Я сказала о своей свирепой беде, о том, что мешало мне жить.

– А плачешь почему? Он обижает тебя, угрожает?

Я замотала головой.

– Понимаешь, Рома, так как раньше больше не будет. Я знаю.

– Что у тебя в голове. Когда ты его видела, что случилось?

– В Париже. Поэтому и вернулась сразу.

Роман продолжал гладить меня.

– Я боюсь вашей встречи, Рома. Вдруг вы поссоритесь. Подерётесь.

– Ну, подерёмся. Что здесь такого. Ты то чего плачешь. Мы свои дела сами решим.

– Не хочу, чтоб он сына отобрал.

– Он сумасшедший? Зачем ему отбирать ребёнка?

– Я не знаю. А вдруг…

Роман откинулся на спинку дивана.

– А я всё думаю, что с моей Жанной не так. Похудела, затравленная, как зверёк в западне.

Он повернулся ко мне:

– Всё будет хорошо. Не боись. Иди умойся и будем пить чай.

Он широко улыбнулся:

– Детей только в кино друг у друга отбирают. В жизни их чаще в детдом сдают.